Зимние пересмешники

Зимние пересмешники

В конце февраля, в тихие ясные дни, когда ладонь уже ощущает тепло нагретых стволов сосен, у соек приходит пора подыскивать пару и создавать семью. Еще никто не заявлял прав на владение гнездовой территорией. Открытая неприязнь друг к другу, ссоры и драки между самцами исключены. Искусство полета показать негде, да и не настолько высоко оно. Громким криком не удивишь. Остается заслужить благосклонность чем-то приятным, и ради единственной слушательницы в лесу устраивается настоящий концерт. А уж на том концерте кто во что горазд.

В ее небольшом певческом окружении есть и настоящие таланты, которые могут покорить самых придирчивых знатоков птичьего пения, есть и робкие новички, у которых кроме непонятного щебетания, шипения и взвизгивания ничего нет. Соек природа одарила не только пестрым нарядом, но и талантом пересмешничества. И каждый поет то, что понравилось ему самому и чем он рассчитывает произвести впечатление, вплоть до совершенно невероятного и несуществующего в окружающей природе смешения звуков.

Поющий самец выглядит комично головастым, потому что перья на голове у него стоят почти торчком, В эти минуты он настолько занят ухаживанием, что теряет обычную осторожность и позволяет смотреть на себя вблизи. Видно, как трепещет перо на горле, а до слуха долетает однотонное мурлыканье с ритмичным позвякиванием чайной ложечки о край тонкого стакана, шепелявое причмокивание с протяжным мяуканьем и что-то вовсе неузнаваемое. Поет, как и многие пересмешники, вполголоса и даже тише, чтобы, наверное, не сфальшивить.

Иногда произношение чужого может быть безукоризненным, и тогда сойка орет в полный голос, с изумительной точностью, хотя и не к месту, не к случаю повторяя других птиц. Однажды мглистым осенним утром услышал я, как в отсыревшем за ночь сосняке кричал домовый сыч. Настолько натуральным и неподдельным был сычиный вопль, что не вызывал сомнений. Правда, место было неподходящее для сыча, да и светло все-таки. Но когда оттуда же сверху гаркнул рассерженный индюк, все стало понятным: какая-то бродячая сойка вспоминала соседей. Другая приводила всю округу в смятение голосом ястреба-тетеревятника, но тут же портила впечатление собственным криком. Третья любила мяукать по-кошачьи, сидя на дереве против крыльца кордона. Но как только на крылечке появлялся кот, она прекращала мяуканье и, перескакивая с ветки на ветку, поднималась повыше.

Расцветка наряда у птенцов сойки такая же, как у взрослых птиц, но чуть тусклее

Если внимательно вслушаться в пение сойки, можно заметить в нем много незнакомых "музыкальных фраз". Значит, сойка не только подражатель, но и импровизатор. И неизвестно, чего в ней больше. Птицу эту чаще знают не как искусного пересмешника, а как обладательницу очень громкого и неприятного голоса. Услышав впервые, как пара птиц перекликается в лесу, можно подумать, что там кого-то живьем разрывают на части.

В разгар весны и в начале лета сойки поют на своих гнездовых участках. В это время, когда другие песни наполняют лес, сойкина мешанина звуков уже не доставляет удовольствия. Однако и тогда я не упускаю возможности послушать зимнего пересмешника, чтобы узнать в его бормотании знакомые звуки и когда-нибудь окончательно выяснить вкусы и способности этой жизнерадостной птицы.

Видимо, есть у пересмешников - и рядовых и талантливых - правило: складывать собственную песню из того, что услышал сам, не допуская заимствования у своих. Поэтому у молодых самцов-первогодков очень мало хороших птичьих голосов. Летом они начинают познавать мир, когда время песен уже кончилось и в лесу, кроме последних зябликов и теньковок, слушать некого. Осенью только дятлы стучат в сосняках да корольки попискивают. К тому же и у соек сентябрь и октябрь - рабочие месяцы. Зимой около кордона живятся, слыша каждый день, как просится домой озябший кот, как объявляет о снесенном яйце курица и возвещает полдень петух, как блеют овцы, как пилят дрова, тявкает собачонка, тарахтит старый тракторишко. И, конечно, чем старше самец, тем "набористей" его песня, тем больше шансов на успех, и он раньше своих соперников обзаводится семьей на новый сезон.

Среди сотни близких и дальних родственников воронов, разлетевшихся по всему свету, сойка, может быть, самая красивая. Под светлыми глазами густые черные "усы". Спина такого цвета, какой только несколько мгновений бывает на низких, рассветных облаках: уже не серый, но еще и не розовый. Поближе к хвосту перо чисто-белое, и, когда птица взмахивает крыльями, это белое, яркое пятно вспыхивает в сумраке леса как сигнал: "Внимание!". Перья крыльев черные, но в каждом крыле есть по одному темно-каштановому. А самое замечательное украшение сойки - на сгибе крыла: несколько расписных перышек в блестящую черную и синюю полоску. Посмотреть такое перышко на просвет - оно окажется однотонно-серым. Синева и блеск, как и розовое свечение жемчуга, как радуга мыльного пузыря, проявляются лишь в отраженном свете. Длинные перья на голове у раздраженной или удивленной птицы поднимаются наподобие хохла.

Стихия сойки - лес. С опаской, оглядываясь по сторонам, летят сойки весной и осенью над открытыми местами от одного лесного острова к другому. Но зато в лесу сойка ловка и совсем не пуглива. Свечой может взлететь с земли вдоль ствола. Деревья обшаривает на синичий манер, заглядывая в каждую трещинку коры, отрывая нашлепки лишайников, теребя сухой лист. Как и синица, ходить и бегать не умеет, а только скачет. Это придает красивой птице какую-то легкомысленность: раз шага нет, нет и солидности.

Сойку часто обвиняют в разорении гнезд лесных птиц. Да, водится за ней это, хотя такого профессионализма, как у вороны, нет. В Каменной степи я был свидетелем того, как целая стая пролетных соек раскричалась дурными голосами около оставленного без присмотра гнезда ушастой совы, но не тронула ни одного из лежавших в нем белых яиц.

Самое хлопотное время у соек - конец сентября и октябрь. Птицы собирают желуди. Будут зимовать или не будут - все равно каждая старается собрать и спрятать побольше. В урожайные годы птицы только таскают желуди из дубравы в сосняки, а если нет желудей, мыкаются по всему лесу в отчаянии и сколько-то все-таки находят. Запаса этого надолго не хватает, да на него никто и не рассчитывает. Если среди зимы у сойки вдруг появляется возможность достать где-то несколько желудей, она уже не прячет их, а тут же принимается есть. Сойка добывает их обычно там, где ночью рылись кабаны или олени, и всегда находит что-то для себя.

Сойка одета теплее, чем грач, галка, сорока, ворона, но зимовать остается далеко не каждая. Те немногие, которые решаются на это, далеко от кордонов, от дворов лесных поселков не отлетают, приживаются на городских окраинах, где всегда найдется чем поживиться. Сначала робкие, боязливые, они привыкают понемногу и, глядя на птичью мелочь, начинают брать свою долю из кормушек. А кое-какие, проникнувшись, за зиму доверием к человеку, становятся постоянными обитателями городских парков и садов.

На исходе зимы в лесу много света и тишины. Когда деревья стоят в снеговом убранстве или в тонком кружеве изморози, тишина подчеркивает торжественность зимнего покоя в королевстве дикой природы. Но под теплым мартовским солнцем лесу уже мало немой красоты, ему нужны голоса грядущей весны, и барабанная дробь дятлов, удалой посвист поползней, мяуканье и щебетанье соек словно ускоряют ее возвращение.