Путешествие на Сухую речку

Пасмурным сентябрьским днем небольшая группа сотрудников нашей экспедиции на грузовой машине выехала из Петропавловска-на-Камчатке на Сухую речку.

Приблизительно в тридцати пяти километрах от подножия Авачинского вулкана нам начали попадаться куски шлака, песок. По мере приближения к подножию Авачи площади, погребенные под вулканическим песком, значительно увеличились, однако всюду их покрывал сомкнутый древостой из тополей, берез, зарослей ивняка и ольхи.

Наконец мы въехали в долину Сухой речки. Название свое она, видимо, получила оттого, что вся засыпана вулканическим песком и шлаком. Масса окатанных кусков лавы разной величины и формы устилали ложе некогда протекавшей здесь реки. Наша машина повернула и двинулась вверх по руслу. Картина становилась все величественнее и мрачнее. Русло реки постепенно терялось под толщей вулканического песка. Мы ясно представили себе, как потоки песка, шлаков, выбрасываемые вулканом при извержении, излились по всей долине, а затем грозной, расширяющейся лавиной спустились к побережью. Среди сохранившейся растительности местами встречались громадные поля в сотни гектаров, сплошь покрытые вулканическим песком. Словно через пустыню продвигалась наша машина по темно-серым песчаным пространствам.

Любопытно было проследить, как в эти пески вкрапливалась растительность. Сперва появлялись лишайники, а за ними стелющиеся ворсистые метелочки травы, потом кое-где отдельные кусты ив, и, наконец, все это сливалось в сомкнутый покров.

Чем выше мы поднимались, тем уже становились потоки лавы. Мощность вулканических отложений достигала здесь четырех и даже пяти метров. А по берегам зеленели кусты ольшаника и. кедрового стланика. Только здесь, на Камчатке, можно наблюдать такой контраст черного мертвого потока и обрамляющей его зеленой растительности.

Местами просачивается на поверхность тоненький ручеек воды. Он еле пробивается сквозь черный песок, робко напоминая о мощи некогда бушевавшей здесь реки.

Извержения вулканов сильно влияют на изменение и формирование растительности. Стекающий по склону поток раскаленной лавы и шлаков сжигает на своем пути всю растительность. Только отдельными пятнами удается ей сохраниться там, где поток обходит встречающиеся препятствия — небольшие возвышенности или крутые склоны речной долины. За лавовым потоком движется другой — из пепла, песка и воды. Он засыпает и погребает под собой всю растительность. А уже затем на толщах вулканического песка селятся новые растения.

На обратном пути, у подножия Авачи, на берегу протекающего здесь ручейка, среди высоких тополей нам попался недавно спиленный пень. Я стал разглядывать годичные кольца. Зафиксировало ли оно катастрофические для растительности извержения? Отразились ли на приросте древесины выбросы лавы, шлака, сжигающих газов?

Годичные кольца то расширялись, то суживались. За шестьдесят восемь лет жизни дерева прирост древесины резко падал пять раз. Последнее снижение прироста произошло двенадцать лет назад. Это совпадало с последним крупным извержением Авачи. Сведения, добытые у вулканологов, подтвердили мое предположение: все значительные извержения этого вулкана за последние семьдесят лет приходились на те годы, когда наблюдалось падение прироста у тополя. Дерево оказалось живым летописцем извержений вулкана. Раскаленная лава и пепел действовали на деревья так же, как и ожоги при лесном пожаре: они либо уничтожали деревья, либо причиняли им повреждения, неизменно отражавшиеся на ширине годичных слоев.

На Камчатке более ста двадцати вулканов. Даты их извержений в прошлом (а многих из них и в настоящее время) не установлены, хотя это представляет большой научный интерес. Между тем деревья, растущие у подножия вулканов, могут оказаться очень полезными в этом деле.