ЗЕЛЕНЫЕ ПАРУСА ЛИСТВЕННИЦ

РАЗГОВОР НА ЛЕСНОЙ ДАЧЕ

В Москве, неподалеку от метро «Динамо», в окружении заводов и жилых кварталов, есть поразительный уголок - Лесная дача Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Лесной даче более ста лет, а ее заведующему профессору Владимиру Петровичу Тимофееву, когда я с ним познакомился десять лет назад, было восемьдесят с лишним лет. Это был живой непоседливый старик, «лесной дед», как звали его студенты. Видели бы вы, как в свои годы шагал он по лиственничной аллее! Шаг широкий, спина прямая, глаза зоркие. За ним и молодому поспеть трудно.

Я уже знал, что профессор Тимофеев всю сознательную жизнь посвятил изучению лиственницы, написал о ней множество статей, книжек. Подумать только, менялась Москва, шумели над страной десятилетия, мир потрясали невиданные события, а этот человек изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год наблюдал рост лиственниц, записывал в тет-

радки меняющуюся длину ее побегов, измерял линейкой хвоинки в первый год и в семидесятый. И на его глазах хвойный росток превращался в гигантское дерево с кроной, похожей на великанскую треуголку.

Старый лесовод вырастил тысячи деревьев. И наблюдал... Наблюдал тайное движение сока в тончайших древесных капиллярах, невидимое для глаза созревание покровных чешуек шишки, набухание смоляной капельки - ему все было интересно, важно, необходимо, как врачу, прослушивающему стетоскопом человека.

Какое терпение за всем этим, какая верность единожды избранной породе, какая редкостная приверженность дереву и власть над временем!

Не всякому ученому дано такое: ведь, кроме необычайного профессионального пристрастия - а это само по себе вызывает уважение, - ему посчастливилось быть долгожителем.

Сразу за окном профессорского кабинета начинались молодые посадки, этакие детсадовские ровные аллейки. На столах, полках, в шкафах лежали срезы могучих стволов, хвойные лапки, только что собранные и пожелтевшие от времени шишки, желтые соцветия, чешуйки, покрытые рыжеватым пушком, семена с плотно прилегающими крылышками. Нет, это был не кабинет в привычном понятии слова - живая лесная лаборатория с никогда не выветривающимся запахом тайги.

Зеленые паруса лиственниц

Я уже не раз убеждался: в комнате запах ветки становится слаще, но едва слышно пробивается горчинка. Так пахнет недозрелая черника. Поглаживаю теплую, неколющуюся хвойную лапку, и такое впечатление, что это звериная шерстка.

Нуте-с, - точно экзаменуя меня, спрашивает профессор, - что же вы видите перед собой?

- Вот побег, вот шишка.

- И что же заметили?

- Побег как побег. Шишка как шишка. И все?

- А что еще? - пожимаю я плечами, как студент, не знающий билета.

- А то, что приметливее надо быть... - И профессор повторяет по слогам: - При-мет-ли-вее. Вот смотрите: на этих, более удлиненных побегах лиственницы хвоя располагается поодиночке, на других, обратите внимание, укороченных, - пучками. В пучке - пятьдесят иголок. Вот шишка - приглядитесь: буроватый фонарик. Каждая чешуйка выпукла, как горбик, спинка пушком покрыта. Семечко, глядите, с одной стороны блестящее, а с другой - матовое. Удивляетесь: вот чудак! Семь десятилетий незнамо на что потратил - на одну только лиственницу. М-да... На лиственницу! А меня, например, как и многих моих коллег, всегда интересовало: как дерево относится к свету?

- И что же выяснили?

- Много чего любопытного. Ведь вы знаете: есть светолюбивые породы, а есть теневыносливые. Так?

Так, - согласился я.

Но мы, лесоводы, хотим это явление знать точнее, я бы заметил, с математической точностью - это очень важно знать при выращивании деревьев. И вот разработана так называемая «шкала светолюбивости». В ней каждая порода, как на лесенке, занимает свое место. Так сказать, призовая ступенька принадлежит тому растительному роду, который требует больше всего света.

Кто же занял эту ступеньку, кому первенство принадлежит?

- Ага, заинтересовались! - профессор хитро сощурился.- А как вы полагаете? - И, не дождавшись ответа, торжественно, точно речь шла о каком-то редчайшем явлении, воскликнул: - Лиственница - вот кто стоит на первом месте в «шкале светолюбивости»! Свет, свет, свет - это прежде всего нужно моему дереву (так он и сказал: «моему дереву») для роста, для здоровья. Сосна, например, и ночью растет, лиственница же в это время суток точно засыпает. Ждет утра, чтобы с первым рассветом начать свою работу по накоплению соков жизни. К слову сказать, такое «солнечное» дерево, как липа, в девять раз теневыносливее лиственницы. Не ожидали? То-то и оно!

Профессор распахнул окошко, луч солнца скользнул по его лицу. И он как-то сразу помолодел, осветился внутренним светом и чем больше говорил о «своем дереве», тем больше зажигался, воодушевляясь с каждой минутой.

- Вот почему, - сказал профессор, - так полнокровна жизнь дерева, такую прочность и долговечность обретает его ствол!

И я узнал, что лиственница дает человеку мачты для кораблей, древесину, не гниющую в воде, бревна, не уступающие по крепости металлу. Сваи Троянского моста на Дунае, построенные из лиственницы,сохранялись почти два тысячелетия. Немало изделий из лиственницы обнаружено при раскопках древних курганов на Алтае. Больше 25 веков пролежали эти «деревянные черепки прошлого» в земле. Сейчас они хранятся в Государственном Эрмитаже в Ленинграде: срубы могильных склепов, колоды-саркофаги, боевые колесницы с колесами, сплетенными из корней лиственниц. Все это было сотворено еще в бронзовом веке бронзовыми топорами.

И еще одна страничка из «биографии» лиственницы. Назовем ее так:

«ЛЕСНОЙ ЗНАТЕЛЬ»

Двести пятьдесят лет назад царский гонец спешил в небольшой немецкий городок. Он вез пакет Государственной адмиралтейской коллегии немецкому формейстеру (лесничему) герру Фокелю. О, это известный «лесной знатель»!

Россия создавала флот. Лиственница - северный дуб, как ее издревле прозвали, - подходила для этой цели как нельзя лучше. И герр Фокель приглашался в Санкт-Петербург «для создания касающихся до мореплавания лесов».

Фокель не заставил себя долго ждать. У какого же лесничего не дрогнет сердце от такого приглашения - сажать лес!

Фокель не сразу отыскал место для лиственничной корабельной рощи. И состав почвы следовало учесть, и рельеф, и, главное, количество солнечного света, ибо уже в те времена лесничие знали, в чем более всего нуждается лиственница.

И еще семена были ну кны, надежные, жизнестойкие - не закордонные, не альпийские, не с Судетских гор, доморощенные, а семена деревьев русского Севера.

Герр Фокель отправился в архангельские леса. Путешествие за семенами было долгим, полным всяческих лишений. Местные чиновники дивились: чудодей, не в себе этот «знатель». Иностранный вроде бы господин, кафтан из отменного сукна, парик пудреный, пряжки на башмаках серебряные, а бродит по тайге, шишки с деревьев сшибает, каждую шишечку рассматривает, как чудо заморское. Подумать только: лиственницу возле Питербурха удумал сажать, эк его. Когда он, лес-то, будет, кто узрит его?

Потомки узрят! - От сих малых дел - какая же выгода?

На то в ответ скажу: загодя от малых дел производятся великие дела в свете.

Он, оказывается, был еще философического склада, этот заморский лесной «знатель».

От «малых дел» шел к своей цели герр Фокель. Прочитаем его по-детски наивные, но в то же время точные, литые строки, обращенные не только к современникам, но и к нам:

«Когда от Государственной адмиралтейской коллегии определено было лиственницу сеять под 61° сев. широты и около 53° восточной долготы и для того от города Архангельска было привезено семя - тогда помышлял я, каким способом оное сперва сыростию и теплотой исправить, чтобы лучше рост ему надать и чтобы в первое лето взошло и лучше окоренилось... По прибытии моем в исходе апреля месяца на определенные к посеву места, делал я довольное число малых плоских корытец, которые поставил в яму против солнца... А когда теплые дни настали, тогда, смешав те семена с доброю землею, положил я в те корыта не глубже трех пальцев и попрыскивал водою столь часто, сколь солнце часто ее высушило... Ночью в холодные вечера прикрывал я те ямы и корыта, а в теплую погоду открывал...»

Вот что любопытно: и по сегодняшний день не утратили своего значения советы лесовода, который жил почти 250 лет тому назад.

«...Для посеяния помянутых семян приказал я два места вспахать, из которых первое место за лето до того было нивою. А чтобы не упустить удобного к посеянию времени и дабы скорее можно исправиться, то оное место, признав за лучшее, приказал оставшееся на той ниве от хлеба жнитво вскопать на довольную глубину. Сеял я семена на той вскопанной земле через каждые пять или восемь дней... и велел заборонить слегка.

...В первое лето семя взошло изрядно... По прошествии пяти лет в те места для осмотра я приехал и увидел, что посеянная молодая лиственница на первом месте в четыре фута величиною взошла и уже от солнечного жара сама себя защищала сучьями. Сих рассад семена посеяны были 1738 года Майе месяце, а помянутые примечания были мною учинены в Августе месяце 1743 года».

Лесной знатель

Герр Фокель знал, что не увидит корабельной рощи, потому что зеленые письмена, которыми лесовод пишет землю, обращены к потомкам. Но он «вверил деревьям душу», и мы благодарны ему за это. Мы прочитали «письмена» Фокеля. Напрасно над ним посмеивались, как над чудаком. В шестидесяти километрах от Ленинграда, неподалеку от берега Финского залива, сегодня можно любоваться Линдуловской рощей, дивным, неповторимым памятником прошлого, творением лесного «знателя» Фокеля.

На нескольких гектарах раскинулась лиственничная роща - высоченные, прямоствольные деревья, стволы в два обхвата.

Дата рождения - 1738 год. Адрес - Ленинградская область.

Каждое дерево тут на учете, имеет паспорт, как и человек.

Почему так оберегается роща? Только потому, что она красива? Не только. Я, пожалуй, так отвечу. Спортсмены-тяжелоатлеты показывают физические возможности человеческого тела, мощь и выносливость наших мышц. Так вот, лиственницы Линдуловской рощи - тоже тяжелоатлеты леса. Они показывают, напоминают: смотрите, люди, с одного дерева можно взять древесины в десять раз больше, чем получаем сегодня. Роща - пример. Роща - образец. Роща - музей.

Любая лиственница, посаженная два с половиной века назад, готовая корабельная мачта, и припушенные снегом кроны напоминают паруса, ждущие вольного ветра. И когда ветер прилетает с Финского залива, кажется, что зеленый флот, пришвартованный к покатым пригоркам, отправляется в дальнее плавание. В будущее. К нашим потомкам. Потому что лиственницы живут пятьсот лет.

И, гуляя по роще, я все время удивленно думал: неужто и мои прапраправнуки тоже будут любоваться этими поразительными лесными великанами?

Будут, почему же нет.

ПОРОДА БУДУЩЕГО

Я говорил о «шкале светолюбивости», в которой первенствует лиственница. Звание рекордсменки присвоено лиственнице и другой шкалой, показывающей, насколько то или иное дерево требовательно к теплу. Лиственница - самая морозостойкая порода; с ней по выносливости никто не может сравниться. Даже сосна, которая «растет на севере дальнем». Любая стужа лиственнице нипочем. По морозостойкости она стоит рядом с пихтой, елью, кедром сибирским. А ведь известно, например, что пихта переносит 60-градусные морозы.

Шкала «зеленых скоростей» также увенчала наше дерево чемпионским титулом: за десять лет, обгоняя все другие породы, лиственница вырастает на десять метров. И здесь сосна в сравнении с ней - тихоход. Она в этом возрасте достигает лишь двух - пяти метров в высоту.

Лиственницу изучают биологи, дендрологи, географы. У каждого из двадцати пяти видов - свои координаты. И если мы захотим отправиться в путешествие к лиственнице сибирской, определить ее ареал, то есть область распространения, то путь нам придется начать несколько восточнее Онежского озера. Это, условно говоря,- западная граница сибирячки. Северная граница - мы пересечем нижнее течение реки Мезень, южные отроги Полярного Урала (68° северной широты), отсюда - к низовьям Енисея. А южная граница? Вернемся в Вологду, проедем по Ветлуге и Вятке, выйдем чуть-чуть севернее р. Белой, поднимемся к ее верховьям, достигнем 51° северной широты. Теперь - по прямой к западным предгорьям Алтая, к хребту Тарбогатаю - это 47° северной широты. Мы на самой оконечности лиственничного государства.

А вот у лиственницы европейской - свой адрес. Она растет преимущественно в горах Западной Европы. В нашей стране встречается в Карпатах, на высоте тысяча-две тысячи пятьсот метров над уровнем моря. Это наш самый западный вид. А самый восточный - лиственница курильская. Она широко расселилась на островах Курильской гряды, а в настоящее время и на Сахалине. Хорошо чувствует себя на морских и речных террасах, на холмах. Но в горы, в отличие от европейской, высоко не поднимается. Триста пятьдесят метров над уровнем моря - вот ее предел. Соседствует с вулканами - прекрасно приспособилась к почвам, где много вулканического пепла.

По площади среди хвойных лесов род лиственницы занимает первое место. Территория под сосной, елью, пихтой (а уж какие распространенные породы!) меньше, чем площадь под лиственницей. И недаром эта порода считается породой будущего. Быстро растет, морозоустойчива, переносит легко засуху, долговечна. Древесина замечательная. Ну что еще надо?

Попробуйте у себя в комнате насчитать изделия из дерева. А тетрадки? А книжки? А лекарства? Сейчас пока в дело больше идет сосна да ель. Тут много разных причин. Они не так смолисты, а это важно при изготовлении бумаги. И бревна при сплаве в воде не тонут, а лиственница тяжела, тонет. И сосну с елью пилить легче - у лиственницы древесина прочнее, труднее пиле поддается. Но, к сожалению, сосны все меньше становится, слишком много ее вырубается.

Лесоводы хотят знать, почему в одном месте лиственница чувствует себя хозяйкой, а в другом - приживалкой, чем лиственница одного географического района отличается от другой. Это не досужие вопросы. Тут лесоводов поджидают неожиданности.

ДЕРЕВО О ДВУХ ЛУКОШКАХ

Испокон века считалось: на севере Европейской части СССР растет лиственница сибирская. И лишь наш современник, ботаник Н. В. Дылис, в зеленом океане тайги открыл новый остров. Вот его границы: Архангельская область, республика Коми, а на северо-востоке он к Волге приближается. Ну, и наша Линдуловская роща, совсем крошечный острово-чек. Ботаник Дылис первый обратил внимание, что лиственница, которая здесь растет - особая разновидность. Шишки овальной, а порой и шаровидной формы созревают в сентябре и раскрываются в марте - апреле следующего года. У сибирячки - в тот же год. У сибирячки часть хвои остается на зиму, у вновь открытого вида несколько иначе - она донага раздевается.

В чем тут дело?

Причин много. Не последнюю роль играет климат. Вообще надо сказать, что Сибирь всеми силами пытается сгладить различие между лиственницей и сосной. Но характер лиственницы нельзя перебороть - она стойко привязалась корнями к своим любимым почвам. Ее, между прочим, недаром называют деревом-кальциефилом: кальций любит. Он и помогает ей быстрее всех расти. (Вот поэтому тут наше дерево преимущественно бросило свои «якоря».) Именно почвы, среда в первую очередь влияют на тип леса. Без знания того, к какому типу относится лесное сообщество, даже специалист запутается, что называется, в трех соснах. В пестроте растительного покрова важно подметить основные свойства деревьев, их типичные черты, зависящие от климата, рельефа местности, геологических условий, почвы...

Что такое тип, каков он - лесоводы на эту тему спорили много и долго. Каждый предлагал свою версию. Например, академик В. Н. Сукачев разработал классификацию типов лесов для таежной зоны. Он вошел в историю биологии как основоположник нового научного течения под названием биогеофитоценоз. Это сложное понятие легко расшифровать, если помнить значение греческих слов: «био» - жизнь, «гео» - земля, «фитон» - растение. Иначе лесное сообщество, по учению Сукачева, следует рассматривать во взаимоотношении (и причинной зависимости) всего того, что есть в лесу, окружает его, влияет на его развитие. Это и почва, и нижний ярус леса, и основная порода, которая преобладает в лесном сообществе, и зверье, что населяет лес. Мысль ученого сводилась к тому, что соседство растений, птиц, животных в таком сообществе отнюдь не случайно. Тут нет никакого произвола: сама природа на протяжении многих тысячелетий выпестовала лесной тип, наделила то или иное зеленое сообщество единственно ему присущими свойствами. Даже зеленая подстилка, даже ягоды, за которыми мы с лукошком идем в лес, тоже определяют тот или иной тип леса. Ничего случайного, все связано одно с другим.

Мне хочется, к примеру, рассказать, как академик Сукачев классифицировал типы соснового леса. Для него это не просто один сплошной бор. Вовсе не так. Сукачев разделил их на несколько групп: сосняки-брусничники, сосняки-кисличники, сосняки-черничники.

Мелка ягодка, а дала имя целому сосняку!

Особенно в тайге можно воочию убедиться, как точна и наглядна классификация, предложенная Сукачевым. Шагаешь, шагаешь - сплошь брусника! Переправился через студеную речушку, взобрался на пригорок - батюшки! - под подошвой черным-черно: черника! Конечно, и другие ягоды тут нарвешь, но хозяйка полновластная всех полян и опушек - черника.

Но не только ягоды властвуют в сосняках. Не им одна честь давать имена борам. Академик Сукачев куда подробнее «расчертил» лес на «классики». Важными определителями стали для него и породы, которые растут во втором ярусе, так сказать, на первых этажах. Вот и пожалуйста - сосняк липовый, он встречается на плодородных почвах. А вот во втором ярусе поодиночке и группками - дуб. Сосняк дубовый.

Примерно по такому же признаку выделены и боры лиственничные, листвяги, как их еще называют. Из ягод тут чаще всего брусника и черника. Вот Сукачев и вписал в свою классификацию листвяги-черничники и листвяги-брусничники. Лиственницу, таким образом, я бы назвал деревом о двух лукошках.

Так вот, я опять возвращаюсь к рассказу о том новом виде лиственницы, который преобладает на северо-востоке Европейской части СССР. Она не только формой шишек отличается от лиственницы сибирской.

Лиственница сибирская за многие века научилась приспосабливаться к топям да болотам. Тут сибирячке сам черт не брат: одни корни отмирают, тут же развиваются придаточные. Лиственница же, выделенная ботаником Дылисом, болот боится. По совокупности многих признаков ее и выделили в особый вид и дали имя знатного лесовода академика Сукачева.

В ЧЕСТЬ УЧЕНОГО И РЕВОЛЮЦИОНЕРА

И еще один вид - лиственница Чекановского. Это дерево растет в Сибири, оно мало чем отличается от лиственницы сибирской и даурской. Однако имеет свои особые признаки в строении кроны, в форме семян, длине хвои.

Если с ботанической точки зрения лиственница Чекановского может заинтересовать лишь специалистов, то личность человека, имя которого присвоено виду, представляет куда больший интерес. Это был один из первооткрывателей Сибири, человек недюжинной воли и мужества, с юности восставший против бесправия и угнетения.

...1860 год. Киевский университет. Студенту Александру Чекановскому прочат завидное будущее. Талантлив, пытлив, не по годам образован.

Но мало кто из преподавателей знает, чем увлечен в свободное от лекций время Александр Чекановский.

В те годы в Польше возникла революционно-демократическая партия «красных». Долой царское самодержавие, долой крепостное право - вот какие листовки выпускают «красные».

В Киеве тоже есть подпольный центр партии. Один из ее лидеров - Александр Чекановский. Это он вместе с товарищами сочиняет антиправительственные прокламации. В них гнев и боль - гнев против царизма, боль за угнетенных крестьян.

Борьба продолжалась несколько лет - в 1863 году подпольный центр «красных» раскрыт жандармами. Чекановского бросают в тюрьму, приговаривают к каторжным работам в Сибирь.

Братский острог на Ангаре. Тайга, глухомань. Позднее современник вспомнит: «В окошко убогой землянки, где жил Чекановский, постоянно стучалась голодная смерть...»

Друзья, которые остались в Киеве и Петербурге, хлопочут за Александра, понимая, что такой тяжкой доли он не вынесет. Его переводят в небольшое село Иркутской губернии.

И вот здесь Чекановский заново пробуждается к жизни. Надо что-то делать, иначе гибель. А здесь столько возможностей для пытливого ума!

Север Восточной Сибири - тайна за семью печатями.

Экспедиция по Нижней Тунгуске, в районы Туруханского края -он теперь мечтает только об этом. Добивается разрешения. Но мало кто желает разделить эту опасную затею. Все же несколько смельчаков находится.

На крытой лодчонке - шитике - Чекановский отправляется туда, где еще не бывали натуралисты.

Дух захватывает, когда знакомишься с путевым дневником Чекановского. Какая воля, какое мужество!

Порою мороз доходит до 60 градусов - в путь, в путь!

Вьюга заносит землянку, насилу выбираются наружу - в путь, в путь!

На бурных порогах переворачивается шитик, чудом спасаются - в путь, в путь!

Один спутник погибает, другой сходит с ума, не выдержав тяготы пути. Это не останавливает Чекановского. В путь, в путь!

Еще так много дел. Еще надо завершить составление карт бассейнов Нижней Тунгуски, Хатанги, Вилюя, описать водоразделы рек. Надо проверить и перепроверить: он, кажется, открыл в этих потаенных пространствах редчайший вид альпийской флоры из семейства крестоцветных. Этот вид доселе был известен лишь в Гренландии и в Скалистых горах Северной Америки.

Да, он не ошибся.

Позже ученый мир изумленно воспримет еще одно открытие Чекановского. На Полюсе холода он обнаружил флору и фауну юрского периода. Почти четыре тысячи образцов ископаемой растительности, которая господствовала здесь почти 200 миллионов лет назад, в коллекции Чекановского!

А гербарий современных растений - девять тысяч экземпляров!

Пройдет время и будет отмечено, что трехлетнее путешествие Чекановского по северу Восточной Сибири «составило эпоху в изучении этой страны».

И это далеко не все. Позже Чекановский отправится на Байкал и составит внушительный гербарий южного побережья озера. Его коллекция станет ценнейшим достоянием Петербургского ботанического сада.

А я еще ничего не сказал о геологических изысканиях ученого - тоже эпоха!

Вот такой это был человек. Сосланный на каторгу - не согнулся, нашел в себе силы верно служить науке.

Он не долго прожил - здоровье было подкошено.

Теперь о Чекановском пишут книжки, о нем упоминают энциклопедии. Именем его названа гора в Сибири.

И есть лиственница Чекановского.

Могучая порода в честь человека могучего духа!

Что же надо делать? - спросил я.

Да, каждый вид лиственницы, произрастающий в нашей стране, требует к себе особого внимания.

И изучения.

Занятие это чрезвычайно интересное и нужное. Оно доступно любому начинающему натуралисту. Помню, профессор Владимир Петрович Тимофеев, о котором я начал свой рассказ, просил меня и моих товарищей понаблюдать за лиственницей.

- Да, например, узнать, сколько суток во время вегетационного периода растут побеги на лиственнице. Или: записать, какого числа появляется хвоя и сколько дней она растет в длину, когда хвоя начинает желтеть и когда опадать.

- Куда записи присылать?

- Москва, Тимирязевская сельскохозяйственная академия, Лесная дача...

С горечью скажу: недавно Владимира Петровича не стало. Он умер на посту, возле любимых своих лиственниц, деревьев, которым посвятил всю свою жизнь. Но записи, которые пришлют на Лесную дачу читатели этой книжки, пригодятся многочисленным ученикам Владимира Петровича Тимофеева.

...Я держу в руке зеленую ветку. Ветка на ладони формой своей сама напоминает ладонь. Кажется, тысячелетия протянули изумрудную кисть в мой и твой дом. Протянем этой кисти дружескую руку...

Да, каждый вид лиственницы, произрастающий в нашей стране, требует к себе особого внимания.

И изучения.

Занятие это чрезвычайно интересное и нужное. Оно доступно любому начинающему натуралисту. Помню, профессор Владимир Петрович Тимофеев, о котором я начал свой рассказ, просил меня и моих товарищей 52 понаблюдать за лиственницей.