ИВУШКА ЗЕЛЕНАЯ, НАД РЕКОЙ СКЛОНЕННАЯ

 Плакучая склоняет ива

 Везде концы своих ветвей.

А. Фет

1

Пожалуй, не много найдешь на земле деревьев, которые имели бы в своем роду такое обилие родственников, как ива. Зеленое ивовое племя разбросало своих родичей повсюду. Вот карликовая березка, кажется, полярница из полярниц. Но ива еще дальше к северу продвинулась, опередила белоствольную.

И в жарких пустынях тоже увидишь иву. Некоторые путешественники принимали ее за мираж. Ближе подходили - ива! Недаром среди некоторых племен Южной Африки это редкое дерево стало символом радости. Еще бы, верный признак, что рядом вода!

У каждого вида ивы есть свое официальное, общепринятое латинское название, а у нас она бытует под разными, знакомыми каждому с детства именами, вошедшими в сказки, песни, стихи.

Вот ракита - десятиметровое дерево с заостренными листьями, голыми сверху и как бы покрытыми серым войлоком снизу.

Верба красная: краснотал. Листочки тонкие, блестящие. В начале мая, не прогляди только, увидишь, как кружатся возле нее рои мелких семян, снабженных пушинками.

И возле какой речки не встретишь белотала! Слегка опушенные молодые побеги, кора на стволе легко отслаивается, обнажается розовая ткань.

Где-то неподалеку обязательно должна быть ива серебристая - ветла. Да вот она, великанша: рост метров на тридцать, ствол не всегда руками обхватишь. На молодых ветвях в весеннюю пору - легкое серебристое свечение.

Ивушка зеленная, над рекой склоненная

Белотал, краснотал приняли в свою приречную семью и иву русскую, чернотал. Кора у нее потемнее, листья позеленее.

У каждой ивы свои ботанические особенности. Но у всех без исключения одно фамильное свойство, и ему не изменяет ни верба, ни шелюга, ни ветла, ни белотал, ни желтолозник. Ивы приемлют морозы, жару, разреженный воздух горных вершин, вот только сушь им не по характеру. Безводье - бич для этих деревьев. Среди древесных пород-водохлебов -ива самый большой водохлеб. С такой поразительной, прямо-таки невероятной чуткостью ива обнаруживает подземную влагу. И самый малый водоем - озерцо ли, узкий пропадающий ручеек, пруд - притягивают ее к себе. Едва ли не в любой точке земного шара вода и ива обязательно отыщут друг друга. В старину искали место, где рыть колодец, с помощью ивовой лозы: дрогнет прутик, поднесенный к земле, - тут и копай, будет вода!

И семена дерева приучены к воде. Это настоящие семена-водолазы. Они могут сохраняться на дне речки или озера долгими месяцами и всхожести не теряют.

У ивы есть еще одна прекрасная особенность - весной ее семена начинают прорастать через какой-нибудь час. Вот как торопятся. А через десять - пятнадцать часов (подумать только, меньше, чем через сутки) у будущего деревца отрастает корешок с заостренным кончиком-мышиным хвостиком. Главное, зацепиться, укорениться в почве, а там дело пойдет, корневая система разовьется, дайте только время...

Выросло дерево. Мужские и женские цветки собираются в сережки. Сережки напоминают тонкие стерженьки, на них спиралькой - крошечные цветочки с пестиками. А цветочные чешуйки, опушенные белыми волосиками, - ни дать ни взять, мохнатая шубка для тычинок и пестиков.

Всякий раз, когда я смотрю на расцветающую вербу, на память приходят слова Андерсена: «Весна уже в полном разгаре, только ивы все еще не снимают со своих цветочков пуховых рукавичек; такие они осторожные, просто скучно».

А через год созревший ивовый плод треснет по двум швам, створки его распахнутся - и миру откроется несчетное множество хохлатых семян. Кажется, это не плод, а целая фабрика семян, фабрика ивовых рощ, тальников, вербняков...

Семена готовы к полету. Они ждут, когда ветер разнесет их по прибрежным лугам, поймам, приречным долинам. Так парашютисты, тесно прижавшись друг к другу, ждут команды на спуск. Семена ив легки, летучи, воздушны, как пух одуванчиков, а по дальности полета они могут соперничать разве что с березовыми крылатыми семенами.

Летит ивовое семечко. Где упадет - станет деревом-русалкой. Присядут у ее ствола путешественники, вспомнят строки Фета:

 Сядем здесь у этой ивы.

 Что за чудные извивы

 На коре вокруг дупла!

 А под ивой как красивы

 Золотые переливы

 Струй дрожащего стекла.

2

В старину дни цветения и плодоношения ивы были как бы датами сельского календаря. Знали: когда с ивы летит пух - сей овес. Приметили: если по осени ива покрывается инеем, жди протяженной весны. А когда верба распускается - рыбак готовь удочки. Ветла, верба, краснотал, белотал вошли в круг привычных житейских представлений о природе, лесе, сельском труде.

И так повелось издавна, с древнейших времен. Как никакое другое дерево, ива привлекала к себе внимание еще античных поэтов и естествоиспытателей. Готовя этот очерк, я узнал, что особую честь этой породе оказал римский писатель Вергилий, живший в I веке до нашей эры. Он воспел иву в своих стихах, преклонялся перед деревом, дающим мед пчелам и корм козам.

Диоскорид, бывший в армии императора Нерона врачом, видел в иве ценнейшее лекарственное сырье. В свободное время между тяжкими походами Диоскорид приготовлял из коры молодых побегов ивы отвары от цинги, лихорадки и, как писал он сам, «от слабости желудка». Так что в ранцах многих солдат римской армии нередко можно было обнаружить свежую лозу.

Плиний Старший, написавший свою знаменитую «Естественную историю» в 37 книгах, первым из ученых описал восемь пород ивы. Пожалуй, с I века и можно начать ботаническую историю ивы.

У каждой породы есть исследователи. Есть и у ивы. Но вокруг нее, начиная с XVIII века, развернулись настоящие научные баталии. Видов ив множество, значит, надо привести их в какую-то одну систему, расположить по порядку, а тут у естествоиспытателей-систематиков был полный разлад. Известный ботаник Линней установил двадцать девять видов ив. Поначалу с ним согласились. Но ненадолго. Через несколько лет ученый Скополи сердито отозвался о шведском ученом: «Большинство названий Линнея произвольны, не ясны, не поучительны». Это был первый залп. Тут каждый из естествоиспытателей начинает палить из собственного ружья. Авторы «Британской флоры» уже предлагают сорок пять видов ив. Ботаник Вильденов недоволен, он предлагает ученому миру 116 видов. Биолог Кох описывает 182 вида. Дальше всех идет ботаник Гандоже, у него свой «ивовый счет». Он негодует на своих предшественников: а не желаете ли знать, милостивые государи, что ива насчитывает 1600 видов?

Ученый Эндлихер горько вздыхает в одном из своих трудов: «Крест и конфуз ботаников».

Но в природе нет ничего случайного, и ботаники с прежней настойчивостью ищут пути к систематизации сотен видов ив. Тем-то отличается естествоиспытатель, что для него каждое дерево - неповторимый организм со своими признаками, пусть они на первый взгляд и укрываются от глаз.

Споры эти не закончены до сих пор. Во многих странах существуют свои школы ивоведов. Имеется школа ивоведов и в нашей стране. Я познакомился с одним из ее представителей Юрием Константиновичем Скворцовым. Он работает в Москве, в Главном ботаническом саду Академии наук СССР. Желая лучше узнать эту породу, Скворцов исколесил буквально всю нашу страну - и на Камчатку слетал, и на Сахалине побывал, и походил по Средней Азии, был во многих районах центра России. Мало того, Скворцов изучил почти все крупнейшие ивовые гербарии, какие есть на свете, - государственный гербарий США, гербарий Королевского ботанического сада в Англии, экспонаты Музея естественной истории в Париже, десятки университетских ботанических коллекций.

Почему же такой разнобой царил среди ивоведов? А потому, что к ивовому племени они относили многочисленные гибриды этой породы. А Скворцов ищет иву в чистом ее виде, «без примесей», он видит иву такой, какой она была сотни, тысячи лет назад. Это нелегкая работа. Она требует глубоких знаний. Итоги своих длительных поездок и наблюдений Скворцов изложил в книге «Ивы СССР». Листаешь книжку и поражаешься: как о многом может рассказать такое привычное дерево, растущее на берегах рек и прудов.

Читая про чернотал, я узнал, что он, прежде всего, растет возле лесных болот, рядом с осокой и вейником. А если лес срубили, чернотал переберется с помощью семян на соседний луг, поближе к выходу грунтовых вод. В нашей стране чернотал чаще всего встретишь в поймах рек, возле темных болот - чернотал как бы старается укрыться от человеческого взора, предпочитает укромные уголки. А вот в Западной Европе чернотал ищет влажные места не в низинах, а в горах - в Альпах, например, взбирается на высоту до двух тысяч метров, на итальянской стороне даже выше - до трех километров. Гибриды же чернотала с другими видами таких правил не придерживаются.

3

В роду ивы, в ее древней истории есть несколько страничек, которые никак нельзя миновать. Как не упомянуть об иве Кузнецова и иве Кирилова. Имена этих людей известны сейчас лишь немногим, а между тем какие судьбы, как много полезного сделали они для науки!

Раскройте любой атлас - эту энциклопедию земли. На своем условном языке атлас внятно, точно и, если хотите, живописно расскажет о геологическом строении земного шара, о водных бассейнах, о поясном времени, о климате, о месторождениях - словом, о поразительном лике нашей планеты.

Николай Иванович Кузнецов (он родился в 1868 году) всю жизнь отдал науке, изучающей, как растения распространяются по земному шару. Он составлял геоботанические карты - карты растительности, карты флоры. Это непростое дело, тем более когда принимаешься за работу первым, когда в России ничего подобного не было.

В самом понятии «геоботаника», а это была профессия Кузнецова, живет и дышит слово «география». Географическая ботаника - наука не кабинетная, ей в четырех стенах делать нечего. Это наука путешественников. И вот для того, чтобы получше узнать, как флора распределяется в Европейской части нашей страны, как соседствуют между собой те ил|и иные представители зеленого семейства - от мхов до пятидесятиметровых лесных гигантов,- Николай Иванович Кузнецов то и дело отправлялся в поездки. Порой дальние, а порой совсем близкие.

Почти четыреста научных трудов за плечами этого человека. И по этим печатным трудам легко определять маршруты странствий Кузнецова: Ладога и Холмогоры, Тобольск и Березов, Кубань и Сванетия, Волга и Днепр, Ока и Кама, Красивая Меча и Дагестан, Армения и Крым, Прибалтика и Каспий...

Он не просто описывал, скажем, флору Кавказа, но постигал ее историю с третичного периода, далекой-далекой глубины времени. Ему во что бы то ни стало надо было объединить в единое целое то, что относится к той или иной породе, проследить, почему и как поселилась, а затем и расселилась она именно здесь, в этой зоне - от первого отпечатка листа в угольном пласте до полного «портрета» дерева.

Вот так, штрих за штрихом, составлял он геоботанические карты, без которых сегодня не обойдется ни один ботаник, географ, зоолог, геолог, даже космонавт.

Николай Иванович Кузнецов был и ивоведом. Он любил иву, писал о ней.

За все свои труды ученый был одним из первых в России удостоен почетной медали имени Семенова-Тян-Шанского.

Рассказывают, что один из учеников посадил у могилы Николая Ивановича деревце ивы, названной в его честь.

Другой вид - иву Кирилова - встретишь в субальпийских поясах Джунгаро - Тарбаготая и Памиро-Алая. Дерево высокогорное, обитает на высоте до трех тысяч пятисот метров. Именно в тех местах и путешествовал Иван Петрович Кирилов.

Пожалуй, это был самый молодой ботаник в русской науке. Он прожил совсем немного, двадцать лет, а сколько успел...

В четырнадцатилетнем возрасте он стал участником экспедиции на южный Байкал. Возглавлял этот научный отряд знаменитый ботаник Николай Степанович Турчанинов. Он и обратил внимание на любознательного мальчика, который знал латынь - язык ботаники, саму ботанику, делал такие гербарии, что специалисты восхищались.

Четырнадцатилетний мальчишка в составе научной экспедиции обошел не только южный берег Байкала, он облазал скалы и ущелья Западных Саян в поисках редких и ценных растений. В мальчишеские годы он показал себя истинным натуралистом.

Он ни минуты не сомневался, кем стать? Ботаником.

И едет учиться в Петербургский университет. Здесь он встречается с человеком, который определит его дальнейшую судьбу. Это Григорий Силыч Карелин, ботаник, географ, исследователь Каспийского моря; он первый описал, а значит, и открыл для науки залив Кара-Богаз-Гол.

Ивушка зеленная, над рекой склоненная

Теперь, готовясь в путешествие в Среднюю Азию, в районы горной системы Джунгарского Алатау, Карелин приглашает с собой студента Ивана Кирилова, «толковейшего из всех студентов, каких я знал на свете», напишет позднее Карелин. И радостно сообщит жене, что теперь уверен в успехе экспедиции, ведь с ним надежный спутник, «юноша по нраву красна девица, но голова с мозгом...».

Читая об их совместной экспедиции, я думал о том, как удачно дополняли друг друга Карелин и Кирилов, несмотря на то, что одному было тридцать пять лет, а другому - восемнадцать. Глубоко личная дружба объединяет этих двух людей. Григорий Силыч называет Кирилова не иначе как сынком, Ванюшей. Кирилов, у которого нет родителей, зовет старшего товарища отцом.

В марте 1840 года путешественники отправляются в Джунгарию. По дороге они разделяются: каждый идет по своему маршруту. Кирилов идет к озеру Зайсан. На карте - это «белое пятно». Кирилов щедро дарит науке это озеро: дает очерк его берегов, исследует растительность, изучает рыб, животных...

Карелин и Кирилов поднимаются к альпийским лугам Джунгарского

Алатау. Какой удивительный мир открывается перед ними! Легко понять ботаника, когда он обнаруживает новый вид, эту единицу в системе всего живого. Открытие! Но на этих крутых склонах, в ущельях, на ледяных плато, с которых сбегают речки, пахнущие форелью... все ново, все поражает воображение.

Бюллетень московских испытателей природы вскоре опубликует список растений, собранных Карелиным и Кириловым. За неполный год собрано 922 вида, около 150 абсолютно новых, не описанных ботаниками.

Научные сообщения, посылаемые натуралистами в Москву, немедленно становятся достоянием британских научных изданий, благо статьи не нуждаются в переводе, латынь - это эсперанто ботаников мира. Имена Карелина и Кирилова, как пишут газеты, знают на двух полушариях. От них с нетерпением ждут новых и новых вестей. «К. и К.» - так были известны многим эти путешественники.

«Эти работы, - комментируют ученые тех лет, - охватывают флору огромной страны, начинающейся сейчас же к востоку за рекой Или и включающей озеро Балхаш, заоблачные хребты Алатау. Встретились две натуры, дополнившие друг друга и объединенные беззаветной страстью к науке...»

Слава натуралистов неразделима, они всегда вместе. Однако автором большинства научных работ был Кирилов. Он владел редким даром описывать по-латыни собранные коллекции, вводить растения в систему, без чего ботаника, как и химия, немыслима. Сколько же надо знать, чтобы не ошибиться, не принять новый вид за уже описанный! И какую иметь память!

Виды растительности порою мало чем отличаются друг от друга. Надо заметить то маленькое «чуть-чуть», которое и делает вид самостоятельным, прописывает его в ботанической системе. В горных системах Средней Азии, которые они обследовали, растительные пояса расположены на разных высотах, не везде отчетливо выражены. В этих условиях особенно трудно ботанику-систематику, но Кирилов отлично справляется с работой. Дар! В свои неполные двадцать лет он искусно разбирается в тончайших особенностях семян, в окраске плодов, в строении соцветий, в расположении и длине побегов.

Позже Карелин признавался, что «без сыночка Ванюши» экспедиция не дала бы таких результатов.

Вот и один из горных видов ивы Кирилов описал с такой точностью, что ни у кого из натуралистов не возникло сомнений, как назвать дерево, какую ему дать «фамилию».

Вот какую страничку истории ботаники открывает нам дерево - ива Кирилова...