В СТРАНУ ЧУХЛОМСКУЮ

1. Что такое Чухлома

Кому как, а по мне Чухлома - в первую очередь караси. Не те, которых полно в каждом ярославском пруде, хотя и они вкусны и в сметане, и в яичнице, и поджаренные с водой, с луком, на постном масле,- а караси царские.

Карась везде есть, но цари почему-то возили к своему столу карасей из далекой, бездорожной Чухломы в живом виде, в бочках. А уж в еде-то они толк понимали.

Рассказывают и новую легенду.

Когда Гагарин, вернувшись из космоса, захотел карасей, ему сказали, что лучше чухломских не найти. И он тут же, в апреле, попросил чухломцев прислать парочку. Те написали ему: пожалуйста, мол, но вкуснее карась в июне. В июне и доставили в Москву. И живых вручили, и собственного приготовления, потому что жарят карася они по-особенному: в русской печи, на сильном жару, а перевернув, вынимают тут же, не дав ему тосковать и млеть.

Послушав такое, люди начинают поглатывать что-то невидимое.

- Что же за карась такой, чем отличается?

- Чем? Большой он, озерный. По локоть. И жирный, и без привкуса тинного.

Легенды легендами, а в чухломском музее можно получить сведения.

Первым владельцем озера был солигаличский Воскресенский монастырь, получивший в 1335 году две трети его. В XVII веке (с 1629 г.) им владели бояре Морозовы. После их смерти озеро перешло во владение царя Алексея Михайловича... В 1797 году по указу Павла I оно передано Авраамиеву монастырю, который и владел им до 1917 года.

Цари, выходит, в самом деле интересовались чухломскими карасями.

Там же, в музее, висит под стеклом выписка из словаря 1808 года: "...Рыбы в нем (Чухломском озере) разного рода довольно, из коих более прочих примечания достойны чрезмерной величины караси, которые в длину до 10 вершков простираются, а так же и ерши величиною в 6 вершков..."

- На что же он берет, такой карась? - заинтересованно спрашивают рыбаки.

- На что? Там окунь берет и на червя, и на живца, и на кусок любой рыбы. И щука...

- А карась-то?..

Вот так же спрашивали и мы с приятелем, оказавшись впервые на берегу легендарного озера.

2. Другая страна

- Как доехать до Чухломы? Это от Костромы на север. Час и десять минут на самолете,- объяснили нам бодро, будто она тут, за поворотом. И еще, для ясности: - "В этот край таежный только самолетом можно долететь..." Можно и поездом до Галича, а там автобус. Да не выдержишь: дорога - всю душу вытрясет.

Самолетом так самолетом. Взяли удочки и айда. К вечеру перескочив леса, болота и реки, добрались до озера, высмотрели подъехавшего на лодке рыбака со спиннингом.

- Какая рыба здесь ловится?

- А разная. Селёдок, сквозняк. Ну и окунь, щука, язь, ерш...

Переглядываемся. "Селедок", "сквозняк"... Что за рыба такая?

Часто приходилось нам переглядываться, словно попали мы совсем в другую, неведомую страну. Можно ли пройти лесочком по берегу? Нет, под лесом вода. На что ловить окуней? На бельсу. Но, пожалуй, совсем по-глупому переглянулись, услышав ответ на вопрос, больше всего занимавший нас.

- Карась? Нет, карась не ловится.

- Ну на что-нибудь да ловится?

- Ни на что. Неводом только, но сейчас не разрешают. И карася мало. В прошлом году плотину прорвало - так ушел, говорят, по Вексе в Галичское озеро.

Вот тебе раз! Выходит, зря мы на такую даль перли, нам и не глянуть даже на карася - на диво чухломское. Окуней-то ловить можно и дома, безо всякой бельсы... Что это за бельса еще?

Потом всё объяснилось. Бельсой называют здесь мальков белой рыбы. Селедком оказался годовалый щуренок (чухломский сеголеток), сквозняком - побольше, на килограмм-полтора, щучонка, которая проходит все-таки сквозь сеть. И только солидную, сетевую щуку считают именно щукой.

Но как же быть с карасем?

3. Примечательности

Жизнь есть жизнь. Скоро мы уже подшучивали сами над собой и знакомились в Чухломе с тем, что, кроме карасей, "примечания достойно".

Нам понравился сам городок, небольшой, тысяч на пять жителей, тихий и довольно уютный, с асфальтом на главной улице, с широкими досками или такой же ширины бетонными полосками на месте тропок по другим улицам.

Городок древний, шагнувший за тысячу лет, но совсем не пахнущий древностью, потому что старые сооружения давно сгинули после княжеских битв и татарских набегов. Даже единственной церковке, видимо, не больше двухсот лет.

Понравился аккуратный, интересный музей. Между прочим, здесь можно узнать многое из истории озера и его владельца - Авраамиева монастыря.

"Сей убо блаженный Авраамий от предел Галицких града нарицаемого Чухлома, богату родителю сын", побывал и на Ярославской земле: он основал один из древнейших в России Авраамиев-Богоявленский монастырь в Ростове Великом. Оттуда вернулся пешком на берега Чухломского озера и на месте бывшего мерянского городка, "в урочище Чухлома на городище", основал свой последний Покровский Городецкий монастырь. Здесь умер в 1375 году, и монастырь стал называться его именем - Городецкий Авраамиев.

Получив по царскому указу озеро, иеромонахи "с братиею" сдавали рыбные ловли крестьянам тридцати окрестных сел в оброк. Ловилось у крестьянина, не ловилось - все равно плати в конце года. На то оброк. А монастырь в иные годы получал от этого до восьмисот рублей деньгами, до двадцати пудов рыбы, больше ста человек жнецов, так как имел и немалые земли.

Ближними ловлями пользовалась сама "братия". Весной ловили мережками линей и карасей, летом загоняли всякую рыбу в большие ставные сети. Зимой был "моровой" лов: ее попросту черпали саками из специальных колодцев, устроенных на родниках (ключах).

Как она попала туда? От колодцев к озеру шла канава, и в самом озере проделывалась "водотечная борозда" до глубоких, непромерзаемых мест. Язи, окуни, щуки, ерши плыли на свежую родниковую воду и по бороздам, канавам - прямехонько в колодцы.

Ключи вокруг озера давали рыбы не меньше, чем все летние ловли, из-за них постоянно шли скандалы. В конце прошлого века чухломский съезд мировых судей разбирал дело о ключах.

Крестьяне села Ножкино, деревень Аринино и Большой Починок заключили с монастырем контракт, чтобы за определенную плату "ловить рыбу в ключах и бороздах, на монастырской земле находящихся, а именно: 1) ключе, называемом Пролом; 2) двух ключах, называемых Ребровыми; 3) в прочих ключах и 4) Подмонастырском с правом тянуть волоком и зимним неводом в озере по западному берегу до ключа Гришутина на 250 сажен".

Ножкинская борозда проходила в шестидесяти саженях от перковной. И все-таки крестьяне ножкинские обманули попов: провели еще одну борозду в пяти саженях (родниковой воды им хватало) и "отманили рыбу от их Церковной борозды", так что попы "в течение всей зимы и в лучшее время лова, перед масленицею, почти ничего не поймали и даже не окупили своих снастей...".

Пожалуй, попы прибеднялись, но урон им, видимо, был.

Были случаи и "насильственного захвата" монастырских рыбных ловель. Захватывали все те же ножкинцы.

Крестьяне ловили теми же способами, что и монахи, с той, однако, разницей, что не были хозяевами озера. Только весной в полоях (низинах, заливаемых половодъем) они могли беспрепятственно и бесплатно бить острогами щуку и карася.

Летний невод появился на озере после революции, с коллективизацией рыболовства. В Чухломе от причала к складу протянулась узкоколейка, по которой возили рыбу в огромной бочке. Мы видели се - немую свидетельницу рыбного изобилия, перевозившую до ста двадцати тонн рыбы за лето (наполовину - караск). Примерно столько же давали и дают, как прежде, зимние ловли - ключи да реки Соня. Кобь, Мокша, Молокша, Балтус, Юг, Пенка, Каменка, Ивановка, Семеновская, Черная... И сейчас стоят вдоль берега крытые колодцы, "сараи". И в каждом вычерпывается в последние месяцы зимы по десять - тридцать тонн рыбы.

Но уточнения не от музея уже, от самих рыбаков.

Из парка в Чухломе, с горы, видна чуть не вся чаша озера, что раскинулось километров на десять в длину и на пять в ширину, с десятками тут и там чернеющих лодок и с заозерными далями. На той стороне, чуть влево, на холмике, богатырем стоит полузакрытый высокими елями, липами, немного таинственный собор Авраамиева монастыря. За ним - село Ножкино, перед ним по крутому берегу пяток домиков - Аринино.

Все здесь для озера, все с озера.

Не лишне сказать, что свел нас вечер и с другой достопримечательностью - чухломским комаром. Серенький он, мелкий, но боевитый, настойчивый1. В гостиницу набивается его тьма, он постоянно звенит в воздухе тонко, проникновенно. Благодаря настойчивости к утру увеличивается за счет жителей комнат и садится на окно отдыхать, посвечивая багрецом крыльев.

Видели некусачую, по и не совсем безобидную озерную мошку, как толпится и столбится она возле домов и над крышами, словно дым серый, ни дать ни взять - загорелось. Даже птицы облетают стороной эти плотные столбы и тучи, уважая, должно быть, силу коллектива.

Про мошку чухломцы говорят недоброе: будто куры, наклевавшись ее, перестают нестись, жиреют, иной раз и дохнут к осени. Потому, пока летит мошка, ни одного куренка не увидишь ни в городе, ни в деревнях вокруг озера: все заперты по дворам и сарайкам. Исчезнет она - снимается и куриное заточение.

А мы прикидывали на карасей: еще бы не жиреть им от прорвы мотыля и мелкого мотылика, из коей вылетают эти звенящие серые тучи!

4. Две повести озерных бед

Караси все же крепко сидели в наших головах. Явственно виделось, как ходят они по дну озера, меднобокие и важные в таинственной своей недоступности. И понемногу крепла простейшая мысль: "Не может быть, чтобы так-таки ничем нельзя было хоть одного подпить на поверхность. В конце концов нам немного надо - только посмотреть. А попробовать - верх мечтаний".

С этой мыслью разыскали мы дом председателя рыбколхоза Сергея Васильевича Яблокова и выложили ему все без утайки.

- Выручайте, Сергей Васильевич.

Широкий, плотный председатель разводит руками: мол, рад бы в рай, да дверь-то где? Усадив нас, говорит о бедах озера.

- Да, был случай: прорвало плотину на Вексе, половодьем унесло карасей. И заморы были. Почему? Кто знает! Главное, кислорода в воде мало. Десятка два речек и ключей впадает в озеро, по речки некоторые идут под землей и не несут кислорода...

Мы не поняли, что значит речка под землей. Заметив это, Сергей Васильевич рассказывает, как зарастает озеро, и нам представилась картина. Лед, поднимаясь весной, вырывает тростник, корпевища кувшинок, рогоза, и все это ветер гонит потом, прибивает к берегу. Столько нагонит - лодке не проехать.

На этот плавучий ковер попадают семена трав и деревьев, прорастают, и он связывается все крепче и крепче, а затем превращается в торфяную сплавину, которая затягивает озеро с боков, иногда закрывает устья речек.

Вскоре мы увидели это сами, побывав на Святице. Текла, текла речка, метров до десяти шириной, но вдруг замедлила бег, потемнела, а дальше кончилась так просто - среди лугов ушла под слой торфяника, поросшего тростником, ивняком и чуть не настоящим лесом. С километр, может быть, не дошла до озера.

- Вот сижу, пишу в Министерство, чтобы дали денег прорыть эти речки.

Мы возвращаем Сергея Васильевича к началу разговора.

- Что ж, мы так и не увидим карася?

- Может, и не увидите. Впрочем, сходите к Смирнову, инспектору рыбнадзора. Разрешит - заведем "пробный невод". Тогда и посмотрите, и в ухе попробуете.

Он веселеет. Видно, что и ему хочется завести.

- Нам самим надо узнать, как нынче рыба.

Пошли, не надеясь на невод, конечно. Где уж привести в действие такую силищу!

Николай Сергеевич Смирнов принимает пас радушно, и мы слушаем новую повесть озерных бед.

- Всю войну и после войны Чухлома карасем жила. И отправляли самолетами, и в столовые возили, и в продаже до нынешнего года он был свободно. Варили, жарили, коптили. Много черпали карася. Ну и вычерпали. Это - первая причина, почему его пет. Вторая - гибнет при плохой погоде. Чтобы метать икру, карасю нужна температура воды восемнадцать градусов. А в прошлом году холодная была весна - нереста, считай, не было. Зрелая икра каменеет в карасе, портится, и он гибнет. Много плавало дохлой рыбы. Центнеры. Здоровенные лапти, килограмма по два. Комиссия из Москвы приезжала. По-всякому думали: может, отравили рыбу или еще что. Но дохли только самки. Разобрались...

Нам уже неудобно было говорить о неводе, но мы все-таки передали слова председателя.

- Нет. Он сам знает, что не разрешу. И разговору быть не может.

- Понятно, - соглашаемся мы. - И не нужно невод. Может, какой маленькой сеточкой... Поймать одного, посмотреть и отпустить обратно...

- Ну зачем отпустить, - улыбается Николай Сергеевич. - Уж поймать - так в уху: от одного озеро не обеднеет.

Он думает минуту, потом предлагает:

- Приходите утром. Проедем по озеру, может, и карася достанем.

Надо ли говорить, что мы не отказались?

5. Озеро

Моторная лодка-дюралька мнит нас вдоль берега. Только берег ли это? Он качается на волнах вместе с кустами ивняка.

Впрочем, чаще граница озерной воды - небольшой, метр или два в ширину, торфяной вал, па котором растут березки, осинки, черемуха, ольха. Дальше лесок, но там вода, как в болоте, - калужница желтеет и деревья хилые, с отмирающими вершинами.

Николай Сергеевич выключает мотор и, взяв шест, становится на нос лодки. Идем на веслах. Он смотрит в воду среди листьев кувшинок и рдестов, среди темных тычков прошлогоднего камыша и хвоща: не виден ли где колышек, не прячется ли запретная снасть - мережка. Иногда опускает шест, шурует им в воде.

Нет, пусто.

Распугиваем белые острова чаек, поднимаем уток - по одной, по две и по полсотне сразу. На озере тишина, просторная, голубая, залитая солнцем гладь, и за версту видно, как наши утки снова падают на воду.

Изредка плещут щуки и мой приятель с азартом берется за инспекторский спиннинг. Но щукам на сей раз, наверное, по душе стаи мелочи - бельсы, а не светлая железка.

И час идет - пусто, и два - тоже.

Николай Сергеевич молча покидает наблюдательный пункт, лицо у пего постное.

- Может, не ставят мережки? - спрашиваем.

- Ну да, не ставят! По десятку-полтора за утро поднимал. Не знаю, что сегодня.

Значит, мы просто невезучие.

- Ну что ж. Попьем святой водицы да хоть окунишек на уху наловим.

Подъехали к монастырю, вернее - к собору, что от пего остался.

Отсюда, снизу, он не казался таинственным, но поражал громадой стен и мощью куполов, сдвинутых тесно, чуть не в одну шапку.

У подножья горы был крохотный колодчик с отличной ключевой водой. Напились. Рядом, перевернув обрезки еловых бревен, набрали червей. Николай Сергеевич нашел где-то банку с прудовыми карасиками, бледными уже, лежащими па боку. Мы отказались от них:

- Зачем? Они же сдохли давно.

- Ну, сам возьму.

Рыбешки надергали быстро, а на карасика, на целого и па кусок, хватали все же окуни покрупнее и щучонки-селедки. Уха получилась.

- Карася бы еще сюда!

- Карася-то? Да...

Вот так и пропала наша последняя надежда увидеть карася.

6. Сомнения

То ли в самом деле не везло нам, то ли инспектор искал мережки не там, где следовало. Или его рыбаки да караси за нос водили, или он нас тем же манером тешил, без обиды чтоб ехали домой на здоровье.

Попробуй разберись.

Но после всех надежд и разочарований мы вспомнили правило: подвергай все сомнению. И подвергли.

Получилось примерно вот что.

Плотину прорвало?

Может, и правда это. Но вряд ли в Галичском озере после этого карася прибавилось. А в Чухломском и без прорывов, говорят рыбаки, понижают иногда уровень воды и добычливо ловят в одной ямке. Так можно и вычерпать. А если и лед на таком уровне встанет, да чуть не на метр толщиной, - вот тебе и замор.

Реки под землей - оттого и заморы?

Ключи тоже под землей, а рыба идет туда. Не к водосвятию идет, к кислороду. И наоборот, в Ростовское озеро открыто реки текут, а заморы там бывают страшные. И даже в реках во многих. Дело не в том, пожалуй, а в глубине озера, в чистоте. А уж какая чистота при гниющих водорослях!

Карась гибнет от плохой погоды?

Что-то не слышно было, чтоб рыба к погоде не приспособилась, от погоды дохла. Только самки погибли, этим все и объяснилось? Но бывает же: и на удочку ловишь или только с молокой, или только с икрой. Могли одни самки чего-нибудь нахвататься. Или они оказались чувствительнее.

Нет, за стихии не спрячешься. А с иными можно и побороться. Разве нельзя чистить озеро и поднимать уровень? Разве дело - держать на озере заводы и нефтебазы, и разве трудно убрать их па Вексу? Ведь озеро особенное, редкостное!

Пора подумать об этом, пока знаменитый чухломский карась не стал мифом и предметом воспоминаний, пока и озеро не заросло, не ушло в легенду.

7. На что ловится чухломский карась

С Чухломой прощались мы через день после того, как совершили "круг почета" по озеру на инспекторской лодке.

- Подождите еще денька два, - убеждал председатель колхоза. - Послезавтра все-таки заводим невод...

Но дела не позволяли нам задерживаться, и мы заказали билеты па обратный самолет.

"Уехали, так и не увидели царского карася? - спросит читатель.- А может, его - тю-тю!- и нет вовсе, одни сказки?"

Грех сказать неправду. И увидели, и попробовали, да еще поджаренного по-чухломски. Только вышло совсем случайно, и рассказывать об этом уже не обязательно. Впрочем...

Вы знаете, что такое "любитель" по-чухломски? "Любитель" - тот самый, который ставит мережки. Его и встретили мы в трагичнейший момент прощания, когда решили подкрепиться на дорогу и посбить горечь своей неудачи.

Видимо, по отдельным шуткам, которыми мы бодрили себя, он понял, кто мы, что мы и зачем. Небольшой ростиком, щуплый, как чухломский комар, с наивно-простодушным лицом, какое бывает, правда, не только у людей в самом деле наивных, он подошел к нам со словами:

- Извините, конечно. Я слышал. И хочу вам помочь. Много не могу, а немножко сделаю. Завтра утром.

Мы не прогнали его. Мы налили ему, сколько могли.

Он выпил, отщипнул крошечку хлеба и проговорил еще раз:

- Извините, если что. Извините, конечно.

А утром принес пару некрупных, по полкилограмма, карасей.

Мы опять налили ему. Тогда он достал из-за пазухи свою закуску, завернутую в газету: чуть ие дочерна зажаренного, еще теплого карася.

- Это вам. Пробуйте.

От него, между прочим, узнали, почему инспектор не нашел мережек у берега.

- Там не ставим теперь. Дальше ставим. И колышек-то у меня то-оненький, ставлю - руку по локоть, а то и всю в воду. Разве найти... Сам примечу - найду. Ну свои, бывает, возьмут.

- А вы у них...

- Так, так. Друг у дружки.

- Много попадает?

- Где много!- рассердился он. - Плохо идет карась. Бывало, начнется подъем карася - на озере как белье полощут. Ходит, значит, самка, что корова, а за ней стадо самцов. И тут, и там, по всему берегу плеск. А теперь... И мережек у меня - три пары всего-то. Раньше считалось: у кого тридцать пар сеток, тот - солидный рыбак, десять - любитель. А тут...

Он махнул рукой, попрощался сразу и ушел, не сказав и обычного своего "извините, конечно". Мы улетели.

А невод, как нам сказали потом, действительно завели. В первый и в последний раз. Улов оказался такой скудный, такая мелочь попала, что невод запретили на этот год и на пять следующих. Он и без того уже разредил рыбу в озере, а карася - в особенности.

Да, рассохнется теперь громада-бочка возле причала, забудет и запах рыбный.