«Хранительные дубравы»

Трудно сказать, в каком смысле и в каком конкретном значении говорил поэт о «хранительных дубравах». Но в наше время хранительная роль дубрав и иных лесов стала настолько очевидной и в практике и в науке, что во многих случаях считается более важной для общества, чем хозяйственное значение древесины.

Хранительные дубравы

Защитное и культурное значение лесов, как и промышленное значение их. расширяется по мере развития промышленности, роста городов, увеличения населения, повышения материального и культурного уровня жизни. Однако это значение лесов было осознано человечеством намного позже, чем укрепились различные формы хозяй ственного использования древесины. Например, в громадном литературном наследии, оставленном древними греками и римлянами, а также восточными народами, до сих пор не обнаружено ни одного прямого указания о водоохранном или климаторегулирующем значении лесов, хотя в те века безудержное пользование древесиной приводило к обезлесению целых районов.

Может показаться странным, что в древнем мире, знавшем многие законы механики, архитектурного искусства, органической жизни и т. д. и поднявшемся до понимания материальности мира, совершенно скрытыми от человека остались элементарные процессы кругооборота влаги на земле, образующие так называемый гидрологический цикл. Это объясняется тем, что древние цивилизации развивались в крайне ограниченных географических рамках, тогда как гидрологические явления захватывают огромные пространства. Например, грекам и римлянам были известны лишь отдельные участки великого Нила, и они совсем не знали его истоков. Античный мир не знал законов хидрологии и климатологии.

Так, в VII веке до н. э. греческий астроном и философ-материалист Фалес из Милета утверждал: «Вода из океана под напором ветров проникает глубоко под землю, откуда под давлением силы тяжести, сжимающей горные породы, поднимается вверх и питает реки и ручейки»⁴⁶.

Такого же взгляда спустя 700 лет придерживался и философ Сенека-младший, воспитатель Нерона и впоследствии его министр Сенека считал, что разливы Нила питаются водами, поднимающимися из подземных озер, куда вода поступает сквозь грунт из моря. Дожди же, по его мнению, не играют в этом никакой роли, поскольку никогда не бывали настолько сильными и продолжительными, чтобы просочиться в землю на глубину более трех метров.

В мрачную эпоху средневековья об источниках питания рек сложились представления более ошибочные и нелепые, чем в древние века. Известный путешественник византиец Козьма Индикоплевст, живший в VI веке н. э., пытаясь согласовать данные географии с Библией, предполагал, что все реки мира вытекают из одного бассейна, находящегося где-то в Персии, поблизости от рая. Прежде чем появиться на поверхности в разных частях земли, они протекают через океаны и под ними.

Но особенно любопытно об истоках рек высказывался в конце XV века Христофор Колумб. В письме, посланном с острова Гаити испанской королевской чете, Колумб, утверждая, что Земля имеет грушевидную форму, писал. «Я того мнения, что земной рай не лежит на крутой горе, как обыкновенно описывают, но на возвышении — там, где находится стебель груши». Именно из рая вытекает река Ориноко и «достигает того места, где я нахожусь, образуя озеро. Все это важные признаки близости рая, так как положение его соответствует указаниям святых и ученых теологов, и они тем важнее, что я никогда не слышал и не читал, чтобы такая масса пресной воды находилась где-либо среди или поблизости морской воды...»⁴⁷

Вопросам гидрологии и после Колумба суждено было целые века оставаться обойденными наукой.

Во Франции начали жаловаться на обмеление, вызывавшееся истреблением лесов, еще в XVII веке. Между тем даже Гей Люссак (1778—1850), пользовавшийся огромным айторитетом в науке своего времени, писал: «Мы до сих пор не имеем ни одного положительного доказательства, будто леса сами по себе имеют действительное влияние на климат обширной страны или отдельной местности. Если бы рассмотреть влияние обезлесения, то, быть может, окажется, что оно есть далеко не зло, а благодеяние»⁴⁸.

Примерно в это же время в России Главное управление путей сообщения и Тверское губернаторство высказали предположение, что наблюдавшееся в то время сильное обмеление Волги и других рек может быть как-то связано с интенсивным истреблением лесов в их бассейнах. По их просьбе Академия наук образовала для изучения вопроса специальную комиссию, в состав которой вошли такие видные ученые, как К. М. Бэр и П. И. Кеппен. Но и эта комиссия, несмотря на длительную работу, не смогла вынести никакого определенного суждения и заключения.

Когда сравниваешь сухие неопределенные или скептические выводы прославленных ученых с художественной литературой тех же лет, невольно начинаешь понимать, что истина не всегда открывается ученым. Вот что писал С. Т. Аксаков в своей «Семейной хронике» о прекрасной речке Майне, вытекающей из Моховых озер: «По преданию, Моховые озера были некогда глубокими лесными круглыми провалами с прозрачною, холодною, как лед, водой и топкими берегами... Старинному преданию, не подтвержденному новыми событиями, перестали верить, и Moховые озера мало-помалу, от мочки конопли у берегов и от пригона стад на водопой, позасорились, с краев обмелели я даже высохли от вырубки кругом леса... «Белого ключа» давно и следов нет, скоро не будет о нем памяти»⁴⁹.

Гидроклиматическая роль леса и его почвозащитное значение были выявлены наукой и получили общественное признание лишь во второй половине прошлого столетия, причем почти одновременно в трех отдаленных друг от друга концах земли — в странах Запада, в России и в Индии, а практические выводы из этого были сделаны и того позже. В 1876 г. Ф. Энгельс в известной статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» отмечал: «Людям, которые в Месопотамии, Греции, Малой Азии и в других местах выкорчевывали леса, чтобы добыть таким путем пахотную землю, и не снилось, что они этим положили начало нынешнему запустению этих стран, лишив их, вместе с лесами, центров скопления и сохранения влаги»⁵⁰.

За двадцать лет до этого Н. В. Шелгунов, известный русский лесовод, а позднее крупный революционный демократ, рассматривая проект облесительных работ по Оренбургской губернии, писал: «Сравнение нынешнего состояния пограничных земель с прежним, по достоверным известиям из Оренбургской губернии... приводит к заключению, что истребление лесов привело к обмелению рек и невыгодной перемене климата... очевидно, что с уничтожением лесов, этих хранилищ влаги и снега, не только уменьшилось количество вод, но самый климат значительно изменился. Все доказывает, что во избежание и предупреждение гибельнейших, неминуемых последствий совершенного истребления лесов непременно должно торопиться разведением их вновь, где только можно, на всем пространстве Оренбургской пограничной линии»⁵¹.

Характерно, что выводы Шелгунова и Ф. Энгельса даже сформулированы в одних и тех же выражениях Шелгунов писал: «В 1870 г. барки с полным грузом отправлялись еще до Оренбурга вниз по Уралу. Тогда нельзя было предвидеть, что через 75 лет жители границы, обнажив совершенно вершины и берега Урала, не будут знать счета бродам через него, а о судоходстве и не будут думать».

Разумеется, никаких практических выводов из правильных положений науки в то время не было сделано.

О признании гидроклиматической роли лесов на Востоке свидетельствует знаменательный документ — «Акт о лесах Индии», принятый в 1878 г. В этом историческом лесохозяйственном документе провозглашается пять основных требований к ведению лесного хозяйства: 1) охрана лесов для обеспечения благоприятных климатических и других природных условий; 2) сохранение минимальной площади леса, необходимой для общего благоденствия; 3) использование земли в первую очередь для земледелия, а уже во вторую — для лесоразведения; 4) снабжение местного населения древесиной бесплатно или по низким ценам; 5) обеспечение возможно больших доходов, но не в ущерб выполнению первых четырех требований.

В дальнейшем лесохозяйственная практика отдельных стран в оценке гидроклиматической роли лесов пришла к системе их специальной классификации по водоохранно-защитному значению. Эта система получила наибольшее развитие и применение в Советском Союзе. Еще в первом «Декрете о лесах» от 5 мая 1918 г. Советское правительство отметило их гигиеническое и эстетическое значение, а также необходимость организованного в государственном масштабе использования защитной роли лесов — их положительного влияния на климат, на водный режим и сохранение почв, на сельское хозяйство в целом. В 1936 г. был принят специальный закон о выделении водоохранных лесов, а в 1943 г.— ныне действующий, очень важный закон о разделении лесов на три группы, с выделением в первую группу всех видов защитных, парковых, а также исторически ценных лесов.

В наше время уже нет страны, где в том или ином виде не учитывалась бы эта роль зеленого полога земли.

Летом 1965 г. венгерские товарищи по пути из Будапешта в Вышеград повезли меня к довольно высокой каменистой горе, расположенной в 5 км от Дуная. Половина горы была срыта в тревожные для венгров июньские дни и ночи и увезена на автомашинах для поднятия старых и возведения новых дамб на низинных берегах своевольной и быстрой реки. На усмирение Дуная, поднявшегося тогда в этих местах на 10,5 м, были направлены целые дивизии войск и привлечены десятки тысяч местных жителей. Если бы вовремя не были приняты эти меры, под водой оказалась бы треть всей венгерской территории.

Страна оказалась под угрозой небывало страшного бедствия главным образом потому, что вырубка лесов на склонах Альп во всем бассейне Дуная, по-видимому, перешла ту критическую границу, после чего оставшиеся насаждения уже бессильны умерить сток от обильных дождей, особенно опасных в период таяния горных снегов. Венгерские лесоводы справедливо считают, что проблема сбережения и воспроизводства водоохранных лесов в бассейне Дуная превратилась ныне в крупнейшую международную гидрологическую проблему Европы. И эта проблема, по-видимому, должна решаться не только в плане прямой борьбы с наводнениями, но и предупреждения их на основе восстановления зоны защитных лесов.

Не странно ли при этих условиях встречать вокруг с ебя иных людей, которые все еще отмахиваются от вопросов лесной гидрологии как якобы надуманных учеными. Заслуживает внимания появившаяся в международной лесной печати статья и защитной роли лесов, звучащая как декларация:

«Леса...— говорится в ней,— безрассудно сжигали или расточительно использовали до тех пор, пока они внезапно не оказались перец вниманием человечества. Человек понял, что два наиболее важных для его жизни элемента — земля и вода сохраняются именно лесным покровом. Во многих странах это стало известно сейчас не только кучке специалистов, но и большинству населения.

Эта перемена во взглядах, ведущая от уничтожения лесов к их восстановлению, возможно будет расценена историками как значительная веха на пути развития человечества, более важная, чем все великие войны нашей эпохи»⁵².

В последние годы в СССР и за рубежом появилось много детальных исследований, разносторонне прослеживающих защитную роль лесов, механизм и последствия влияния леса на процессы влагооборота, водный режим рек, на процессы заболачивания и разболачивания и т. д. Однако с экономической точки зрения проблема остается почти неизученной. Между тем эта сторона ее особенно злободневна.

В современной промышленности вода так же важна, как сырье или энергия. Так, производство одной тонны хлопчатобумажной ткани требует, наряду с сырьем, 6 куб. м воды, стали — 18, сахара — 120, целлюлозы — 500—600, лавсана — 1000, алюминия — 1500, искусственного каучука — 2000—3000 куб. м.

Если учесть, что большинство наших предприятий сосредоточено в европейской части, где с каждым годом возрастает расход воды на коммунальные нужды и сельское хозяйство (орошение, обводнение, полив и т. д.), ежегодная потребность в этой части страны составит более 250 куб. км⁵³.

На первый взгляд, для обеспечения этой потребности у нас нет и не предвидится никаких затруднений: ведь общий сток речной сети европейской части СССР достигает 1000 куб. км. Но в действительности положение очень сложное, ибо практически мы можем использовать только часть общего стока. Надо сбросить со счета, во-первых, неэффективный сток, т. е. сток той части речной сети, который в данное время в хозяйственных целях использовать невозможно (около 400—500 куб. км) и, во-вторых, сток вешних вод (150—250 куб. км), который также используется лишь частично, для временных нужд. Получается, что так называемый постоянный эффективный сток во всей гидрографической сети европейской части СССР, т. е. сток, которым можно пользоваться регулярно в течение всего года, не превышает 330—350 куб. км.

Такое и даже более острое положение наблюдается теперь в ряде европейских стран и в США. А ведь при данных климатических условиях района постоянный сток рек как по абсолютной величине, так и по удельному весу в общем стоке прямым образом зависит от лесистости соответствующих бассейнов. А лесистость в свою очередь зависит от человека, от уровня развития призводительных сил: она может быть не только сохранена, но и увеличена. Но в настоящее время постоянный эффективный сток речной сети европейской части нашей страны, как мы видели, почти не имеет резерва, а в недалеком будущем его может не хватить для нормального обеспечения нужд народного хозяйства и населения.

Это одно из поразительных явлений нашего времени. В самом деле, давно ли водные богатства русских рек казались грандиозными даже с точки зрения судоходства. На берегах рек и их притоках появлялись и росли города, села, заводы, но потребность в воде была настолько ничтожной, что никому в голову не приходило считать ее приход и расход. А теперь и лес и вода становятся все более дефицитными. Почти полностью использованы и энергетические ресурсы рек ряда районов Союза. А что говорить о маловодных и безводных краях юга, где обнаружены богатейшие источники ископаемого сырья?

Для использования этих ресурсов и дальнейшего расширения сельского хозяйства в вододефицитные, но богатые солнечной радиацией районы юга в недалеком будущем будет переброшена вода из северных речных бассейнов. И это очень своевременно, ибо реки Закаспия и бассейна Аральского моря, главные естественные «поставщики» воды для орошения прилегающих засушливых и сухих районов, имеют годовой сток не более 30 куб. км (перспективная потребность воды свыше 100 куб. км).

Предотвращение дальнейшего иссякания водных ресурсов, общее регулирование гидрологического режима рек и даже распределение атмосферной влаги во многом зависит от правильного ведения лесного хозяйства и научно обоснованного использования водоохранно-защитной и климаторегулирующей роли лесов. Процесс влагообмена между атмосферой и поверхностью земли происходит, как известно, в условиях относительного равенства на больших пространствах суммы осадков и суммы испарений. Но по отдельным зонам, районам и участкам земной поверхности в атмосферу возвращается только часть влаги местных осадков (через испарения и транспирации), остальное расходуется на поверхностный и подземный сток в соседние районы и там же испаряется с водных и иных поверхностей. В свою очередь в каждом данном районе испаряется влага, поступившая из третьих районов, и т. д.

Разумеется, леса не могут ни увеличить, ни уменьшить общего количества осадков и испарений на земле. Но в распределении атмосферной вчаги по районам и в соотношении осадков и испарений в микрорайонах леса играют огромную роль. Проводившиеся в последние годы исследования советских и зарубежных специалистов в области гидрометеорологии, климатологии и лесной гидрологии, выявили интересные факты.

Изменение лесистости в средней полосе на 10% меняет количество осадков в этом районе на 4%. Такое же увеличение лесистости в условиях Смоленской области увеличивает годовой сток на 8%. Профессор А. А. Молчанов приводит ряд свидетельств о положительном влиянии леса на количество осадков и делает вывод, что происходящее под влиянием леса увеличение осадков с учетом конденсирующихся паров воздуха во время дождя достигает 10% ⁵⁴.

В 50-х годах В. Ф. Харитонова, работавшая под моим руководством, исследовав сохранившиеся в архивах карты бассейна р. Оки, установила, что в бассейне верхнего ее течения из 116 тыс. кв. км общей площади леса покрывали 18,2 тыс., т. е. 15,8%. К 1860 г. лесистость упала до 6,7%, а к 1950 г. — до 3,1. Профессор П. С. Кузин систематизировал данные наблюдения за стоком р. Оки и установил, что средний годовой расход воды в ней в 1881—1890 гг. составлял 1500 куб. м в сек, а к 1945 г. упал до 1035. Следовательно, леса за последние 70—80 лет убавились в два раза, а сток — в полтора. Разве это не убедительный факт?!

К сожалению, исследователям еще не удалось собрать достаточного количества фактов за ряд лет (по зонам, районам, ландшафтам, временам года и т. д.). Поэтому еще не выявлены определенные закономерности этого влияния на значительных территориях. Будь это сделано, мы имели бы возможность хозяйственными расчетами устанавливать и учитывать роль леса в проектах по регулированию стока, использованию водных ресурсов, борьбе с засухами и т. д.

Более детально выяснено влияние леса на распределение (вертикальное и горизонтальное) выпавших осадков. По данным профессора Молчанова, в безлесной местности 60—80% выпавших осадков стекает по поверхности; в лесостепи (лесистость 20%) —25%, а в лесной местности (лесистость 60—80 %) — только 7 %. Даже в слабопроницаемых почвах под лесом внутрипочвенный сток составляет до 18% осадков, а поверхностный — 4%.

Интересны данные американских лесогидрологов. В западных штатах США (средняя лесистость 21%) более половины всего постоянного стока рек поступает из лесных территорий. В Калифорнии, где лесистость доходит до 42%, лесные территории дают 95% постоянного стока всех рек штата. Таким образом, лесопокрытые площади питают постоянный местный сток в долях, примерно в 2—2,5 раза превышающих процент лесистости территории. Значит, при прочих равных условиях (погодных, зональных и т. п.) уменьшение лесов в том или ином водосборном бассейне на 1% вызывает сокращение постоянного стока в реках на 2—2,5%. В конечном счете с уменьшением лесистости реки становятся более беспокойными и менее полезными. Весной и в дни продолжительных дождей они начинают заливать даже высокие берега, прибрежные угодья, села и города, а в меженный период на глубоких местах появляются мели, это сопровождается усилением эрозионных процессов на берегах. Реки, используемые гидроэлектростанциями, в результате сокращения постоянного стока резко уменьшают свой энергетический потенциал, снижается судоходность речных магистралей, падает уровень грунтовых вод, усыхают ручьи, колодцы.

Таковы последствия непомерного уменьшения лесов.

Регистрируя на протяжении века уровень воды в 11 тыс. колодцев, американские гидрологи установили, что он снизился в среднем на 4 м. В результате этого (а также вследствие загрязнения рек и водоемов) засухи, нередкие и в прошлом, в ряде районов США стали бедствием также и для больших городов. Воды не хватает даже в Нью-Йорке. Так, летом 1965 г. за мытье автомобилей из водопроводной сети там был установлен штраф в 150 долларов.

Мы не знаем точную гидрографическую сеть далекого прошлого нашей страны, как не знаем и достоверную площадь покрывавших ее территорию лесов. Это обстоятельство, конечно, немало стесняет изучение гидрологической роли лесов. Но по некоторым районам и бассейнам картину распространения лесов и давнюю сеть рек восстанавливать все-таки удается.

Перед нами две схемы (см. стр. 146—147). Они изображают один и тот же бассейн речки Оскол (Калужская обл.) в начале XVII века и в 1935 г. Что же изменилось за 300 лет? Площадь лесов, составлявшая в прошлом не менее 80%, сократилась до 6—8%. Триста лет назад в реку впадали 60 притоков, а в 30-х годах нашего века — всего 17, да и они растеряли большую часть своих истоков.

Интересно письмо, присланное в редакцию одной из наших газет. Его автор, ленинградец, пишет: «Гибнут реки. Сколько их, малых речушек Северо-Запада, осталось только на карте! Спросите туристов — можно ли направиться в поход на лодке, взяв с собой карту, изданную 10 лет назад? Ни в коем случае. Никого не утешает, что когда-то в старину был путь из Варяг в Греки, или то, что по Мете (Новгородская обл.) ходили караваны барж купцов. Сейчас там и на утлом челне не проплывешь».

Не многим более ста лет назад подмосковная речка Воря несла столько воды, что в ней удили рыбу круглый год. Вот что писал о ней С. Т. Аксаков в 1857 г.: «Уженье я продолжал до таких морозов, от которых вся моя речка, несмотря на родниковую воду, затягивалась довольно крепким льдом; лед же, не очень крепкий на тех местах, где держалась рыба, я разбивал длинным шестом, проталкивал мелкие льдины вниз по течению воды или выбрасывал их вон и на таком очищенном месте реки продолжал удить, ловя по большей части окуней и разную мелкую рыбу»⁵⁵.

Теперь на Воре, чтобы дотянуться до ее середины, достаточно тросточки, а рыболовам здесь вообще делать нечего. От прудов тоже остались лишь догнивающие сваи.

Коль скоро речь зашла о рыбе, остановимся несколько подробнее на связи между рыбным и лесным хозяйствами в наше время. Этот вопрос далеко не праздный. Но на примере Вори тут ровно ничего не расскажешь. Придется перенестись на далекий остров Сахалин, у берегов которого ходят сотни наших рыбацких судов, собирая богатый улов знаменитой кеты и горбуши.

Быстрые и неглубокие реки этого острова, бегущие по узким долинам среди горных склонов, имеют прекрасные условия для нереста лососевых. На острове более двухсот нерестовых рек общей протяженностью немногим менее 8 тыс. км, а вместе с притоками — все 30 тыс. Сюда, в эти быстрые и чистые реки ежегодно заходят сотни тысяч производителей горбуши и кеты и оставляют на омываемом прохладными струями дне миллионы икринок. Проходит нужное время, и косяки молоди, выходя в море, каждый год восполняют бесценные запасы знаменитой породы рыбы. Через два-три года эти запасы идут в кошели рыболовов, чтобы порадовать людей прославленной на весь мир кетовой икрой.

Условия нереста рыбы в реках Сахалина сильнейшим образом зависят от лесистости бассейнов рек и особенно от наличия по их берегам хотя бы не очень широких полос леса, способных предотвратить размыв склонов и дать реке нужное затенение и прохладу. Реки, лишившиеся защиты лесов, оказываются непригодными для нереста. Еще более опасны для рыбы молевой сплав леса и сбрасываемые заводами грязные воды и отходы. Как рассказывают ихтиологи, достаточно создать в верховье реки малейший источник засорения подозрительными для рыб веществами и запахами, как кета, идущая па нерест, уйдет прочь, не заходя в ее устье, — настолько она чувствительна к загрязнению реки. Между тем на острове много леса, а древесина из него в больших количествах нужна и для имеющихся там бумажных фабрик, и для строительства, и для самой рыбной промышленности (на тару).

И вот перед работниками леса и рыбного хозяйства встал вопрос: как примирить на далеком острове интересы рыбного хозяйства и лесоэксплуатации? Вырубка лесов на южной части острова, произведенная еще при его оккупации японцами, неограниченно практиковавшийся молевой сплав, загрязнение рек отходами заводов и т. д. привели к резкому ухудшению водного режима местных рек: сократилось их подпочвенное питание, усилились весенние паводки, увеличилась мутность. В результате четвертая часть всех нерестовых рек, вернее нерестовых площадей южного района острова, потеряла рыбохозяйственное значение. Улов рыбы в примыкающих к острову водах начал сокращаться. Так, улов кеты против 1913 г. сократился вдвое, а улов горбуши приходилось и приходится поддерживать и увеличивать за счет запасов, не связанных с нерестом в реках острова.

Как же быть? Рыбники хотели бы решить вопрос просто — прекратить всякое пользование лесом вблизи нерестовых рек. Но тогда пришлось бы остановить все бумажные фабрики, а тару для рыбных заводов завозить из-под Хабаровска! Это невозможно, да и неразумно. Ведь в средней и северной частях острова запасы леса огромны: возможная норма годичного отпуска достигает 5 млн. куб. м. Это больше, чем рубит в год, скажем, вся Чехословакия.

У той и другой сторон сделаны подсчеты, говорящие о многомиллионных убытках, причем рыбники добавляют, что в опасности уникальное хозяйство лососевых. Как обычно бывает в ведомственных спорах, обе стороны несколько сгущают краски. Представители рыбного хозяйства явно не учитывают, что в наш век уже ни одна отрасль хозяйства не может рассчитывать на сохранение условий девственной природы: земля, вода и другие природные богатства все шире используются в качестве универсального источника материальных благ. Не правы и лесопромышленники, пытающиеся, по-видимому, сохранить на Сахалине «свободу действия».

В 1964 г. в один из тех дней, когда в Москве многочисленные эксперты разбирались в проблемах леса и рыбы на Сахалине, на экранах телевизоров появился любопытный фильм, отснятый кинолюбителем. Демонстрируя успехи лесозаготовителей Сахалина, оператор в разных планах и ракурсах показывал тяжелый трактор, который, прыгая по камням и неистово урча, тащил большую пачку свежих хлыстов прямо по руслу нерестовой речки... Конечно, лесозаготовителей можно понять. Ведь кругом горы, дорог нет, река — единственный выход для леса. Однако такая вывозка или молевой сплав его, безусловно, несовместимы с интересами экономики острова. В поисках правильного ответа на все вставшие вопросы пришлось организовать специальные научные наблюдения и исследования. Лишь после этого и многих жарких споров было найдено, какие реки и острова какими лесными полосами защищать, как рубить лес на водосборах, какую иметь лесистость и т. д.

Вот как выглядит на практике то, о чем в учебниках мы часто говорим одной строчкой.

Исследованиями последних лет установлено не только общее положительное влияние леса на гидрологические условия района, но и влияние отдельных древесных пород, различных смешений и возраста. Это позволяет при помощи леса в известной мере сознательно регулировать гидрологический режим рек и всей местности. К сожалению, практически в этом направлении нами сделано еще очень и очень мало.

Возьмем, к примеру, леса водоохранного значения, растущие по берегам и побережьям наших главнейших рек европейской части СССР — Волги, Дона, Днепра. Еще десять лет назад специальным изучением было установлено, что в результате прежних многолетних стихийных рубок побережья этих рек и их притоков оказались более оголенными, чем территория, по которой они протекают. Так, средняя лесистость Московской области составляет 38%, а побережий рек — только 17,5%. В Калининской области (лесистость 35%) на побережьях леса занимают всего 11%, в Рязанской области соответственно — 23 и 11, Смоленской — 28 и 10, в Белоруссии — 32 и 13%. Такая же картина наблюдается в Чувашской и Марийской АССР, в Ярославской и Куйбышевской областях. Защитная зона Куйбышевского водохранилища составляет 2,7 млн. га, но из них покрыты лесом только 650 тыс. га.

Казалось бы, для предотвращения дальнейшего оскудения источников водного питания названных рек и процессов эрозии на их берегах надо изыскать пути увеличения лесистости их побережий, создавать насаждения-перемычки между сохранившимися лесами и т. д. Но годы идут, а практически в этом направлении сделано мало. Ныне положение с водными ресурсами осложняется еще и тем, что параллельно с ростом промышленного потребления речной и озерной воды все больше ухудшается ее качество: усиливаются процессы засорения различного рода выносами и отходами производства. Приведем только два примера, свидетельствующих о развитии этого крайне угрожающего явления в нашей жизни, в ряде случаев чреватого более тяжелыми последствиями, чем обезлесение.

В 1862 г. в путеводителе «От Твери до Астрахани» знаток края рассказывал: «Вода в нижних частях Волги чиста, прозрачна и не имеет вкуса, мягка и сильно пропитана воздухом. Если взболтать ее в закупоренной бутылке, она пузырится, подобно вину». Теперь в этой части Волги не каждый отважится искупаться — настолько она загрязнена. Все больше засоряются вредными промышленными отходами притоки Волги — Ока, Вятка, Кама.

Всего пятнадцать лет назад вода сибирской красавицы Ангары в любом месте проглядывалась в глубину до самого дна. Теперь химические гиганты г. Ангарска так сильно засоряют реку, что заводы, даже не очень требовательные к качеству воды, могут пользоваться ею лишь на 100—150 км ниже Ангарска. А Байкальский целлюлозный завод и Селенгинский картонный комбинат, по мнению многих специалистов, таят угрозу засорения самого озера Байкал — этого уникального водоема с девственно чистой водой.

Конечно, в борьбе с этими явлениями лес не может играть прямой положительной роли. Тут нужны и проводятся, во-первых, чисто технические меры, в частности создаются различного рода сооружения биологической и химической очистки, отстойники и т. п., и, во-вторых, контролируется соблюдение законов и правил, регламентирующих размещение, пуск и эксплуатацию заводов с вредными производственными отходами. Но все же лес и лесоводы в этом деле очень полезны уже одним тем, что бережно оберегаемые естественные леса или искусственные насаждения вокруг предприятий способствуют поднятию общей культуры производства, оздоровляют воздух, украшают местность. А леса вдоль рек на водоразделах, поддерживая полноводность рек и обогащая их чистейшей водой, пропущенной через фильтр лесной почвы, непосредственно способствуют самоочищению ее от вредных примесей. Уместно вспомнить указание академика В. И. Вернадского о том, что лесная почва настолько хорошо фильтрует сток, что с ней не сравнится химическая очистка в лаборатории.

Выполняя большую водоохранную службу, лес как бы возвращает свой долг земле, миллионы лет усердно пестовавшей его на разных континентах. Еще более надежным охранителем земли становится лес, когда ее почвенному слою угрожают силы той же воды, выведенной стихиями из повиновения, или разрушительные ветры.

О роли леса в борьбе против водной и ветровой эрозий в последние годы написано не меньше, чем о водоохранном его значении.

Например, наблюдения эрозионной станции в Южном Пидмонте (США) показали, что 18-сантиметровый слой почвы из тяжелого суглинка при крутизне склона 10° и при равном количестве осадков вымывается, находясь иод паром, за 15 лет, под культурами севооборота — за 70 лет, под травами — за 3225 лет, а под девственным лесом — за 500 000 лет.

Это — результат обобщения данных ряда отдельных наблюдений. А вот некоторые факты, причем относящиеся не к Америке, а к нашей стране. На заложенных профессором А. А. Молчановым опытных участках вблизи с. Карачан Грибановского района Воронежской области смыв почвы с 1 га пашни составил: в 100 м от облесенного водораздела — 2,1 т, в 300 м — 14,6 т, в 600 м — 38,4 т.

Так, в результате смыва и эрозии некоторые колхозы и совхозы Поволжья и центральных областей каждые 10 лет теряют 3—4% пахотных и других земель. В Воронежской области вершины многих оврагов врезаются в поля ежегодно на 1—1,5 км. В целом же по стране ежегодный смыв (по подсчетам известного знатока проблем эрозии академика ВАСХНИЛ С. С. Соболева) достигает 535 млн. т, а общая площадь образовавшихся оврагов — 4,5 млн. га.

Смытая почва образует твердый сток рек, достигающий нередко 60—80% всего стока. Твердый сток, оседая на дно реки, поднимает ее русло все выше и выше, выплескивая прочь водный поток. Например, дно знаменитой р. Хуанхе (КНР) уже давно на многих участках поднялось выше прилегающих равнин, и только посредством искусственных берегов и дамб удается удержать в своем русле эту реку, постоянно угрожающую наводнениями.

На обезлесенных участках горных районов стремительные потоки талой и дождевой вод сносят вниз не только продукты смыва и разрушения почвенного слоя, но и горные породы — целые груды крупных и мелких камней, перемешанных с землей. Это явление, известное под названием селей, во многих случаях оборачивается страшным бедствием для жителей селений и хозяйств, расположенных у подножья, часто не менее страшным, чем лавы неожиданно проснувшегося вулкана. Мощный каменно-грязевой поток ломает и сносит на своем пути все — деревья, строения, дамбы, мосты, хоронит сады, виноградники, огороды, поля, а нахлынув на пруды и водоемы, выплескивает воду и заполняет -смытой землей и камнем. В районах среднеазиатских гор известны случаи, когда сели хоронили целые поселки, многолюдные дома отдыха, тысячи гектаров плодородной земли. Там, где сели действуют систематически, в ущельях и долинах образуются громадные выложенные камнем безжизненные русла, напоминающие русла высохших рек. На Кавказе, по пути из Тбилиси в Кахетию, вы несколько раз пересекаете такие русла.

Но дело не только в селях. Оголенные от леса горные склоны, отдав тонкий почвенный слой стоку дождевой и талой воды, уже никогда не смогут вернуть свою зеленую одежду, так как даже сохранившиеся куртины и участки леса вскоре гибнут под ударами бурь. В иные годы бури в Карпатах и Альпах губят по нескольку миллионов кубометров прекрасного леса.

Так почему же мы вовремя не остановим все эти несчастья? Почему мы не имеем подчас ни мужества, ни желания удержать и отстранить человека, разрушающего горные леса, подвергающего при заготовке горных лесов смертельной опасности благополучие и самую жизнь целых селений!

Для сбережения и воспроизводства лесов нужны не только доброе желание, строгие законы и хорошие планы, но и великая сила общественного долга и морали, зрелость коммунистического сознания.

Лес вместе с другими видами растительности играет также решающую роль в сохранении кислородного и теплового баланса и может оказаться одним из главных средств в руках человека для предотвращения возможных нарушений этих балансов. Не случайно эта проблема на протяжении целого столетия волнует величайшие умы человечества. В наш век повсеместного развития индустрии и городов с присущими им процессами засорения атмосферного воздуха вредными для людей пылевидными и газообразными веществами леса не без основания начали называть легкими городов и населенных пунктов. Они обладают способностью хорошо фильтровать воздух и, следовательно, могут служить прекрасным средством защиты и охраны здоровья человека.

В 30-х годах было выявлено еще одно целебное свойство лесов. Так, профессор П. Тркин установил, что деревья, а также некоторые другие растения выделяют в период ве-гетацрш особые летучие вещества, названные им фитонцидами. Например, листья дуба посредством фитонцидов на расстоянии убивают возбудителей дизентерии и брюшного тифа, а хвоя пихты — возбудителей дифтерии. Фитонциды способны убивать ряд вредных для человека микроорганизмов не только в воздухе, но и в почве, в воде и, следовательно, могут быть использованы не только в медико-санитарных, но и в агрономических целях. Установлено, например, что гектар хвойного леса за сутки выделяет около 4 кг фитонцидов, а гекгар лиственных насаждений — 2 кг.

На VI Мировом лесном конгрессе ученые Канады и некоторых других стран выступили с докладами о большой поглотительной способности лесов вредных радиоактивных веществ, появляющихся в приземных слоях атмосферы. Похоже на то, что может наступить такое время, когда люди, даже научившись обходиться без единого куска дерева, будут охранять и выращивать лес лишь из-за его санитарно-гигиенического бальнеологического значения.