ПОД ФЛАГАМИ ОСЕНИ

Август - еще не осень, но уже всюду ее дыхание. Стареют и ромашки, и колокольчики, и золотая розга. Лишь на самой верхушке иван-чая розовеют сиротливо цветки, а снизу - лопнувшие коробочки-шпильки с вылезающим белым пухом. И таволга не цветет, тоненькими спиральками закрутила свои семена. На лугу под ногами шуршит-позванивает высохший погремок. Вот и последние цветы: малоприметный сиреневый, иногда белый вереск и линяло-синий, под стать блеклому небу осени, сивец... Л осенняя кульбаба вытеснила чуть ли не все остальные цветы, она полновластная хозяйка дорожных обочин и лесных луговин. Поспели осенние ягоды - брусника и толокнянка...

Нет, не зря березы вывесили флаги осени: целые пряди в зеленых кронах желтым-желты. И липы, и дубы. И ярким огнем вспыхивают клены; то тут, то там багрянеют осины; густо, свекольно краснеет лист молодой черемухи. Поблескивают паутинки в остарелой траве. Прощально свистит иволга (и птенцы поют, слышно - пускают "петуха"). А во второй половине августа грустью ударит по сердцу курлыканье журавлей: старые тренируют молодых перед дальней дорогой. Что ж! Вон и солнце не так уже сильно греет, хоть и ярко светит. Оно уже золотится.

Август - месяц хоровых скворчиных песен.

Можно сказать, это - осенняя песня скворца.

По утрам каждый день прилетает он к родной скворечне прощаться.

У певца нет апрельского азарта: не трепещет крыльями, поет, в общем, грустно, хоть и свищет, и потрескивает, и пощелкивает па все голоса, каких наслушался за лето. Тут и свист иволги, и журчание жаворонка, и стрекот сороки, и клич ястреба, и трельки соловья, и плач луговки. А то вдруг услышишь такое отчетливое "куллик", что невольно оглядываешься: нет ли где настоящего кулика?

Скворец будто рассказывает, где был и что видел.

От множества белых пестринок он кажется поседевшим. И песню кончает не твердым чоканьем, а протяжным, постепенно замирающим свистом, который выделяется по силе и чувству и далеко слышен.

А днем тысячи скворцов облепят пожелтевшую старую березу - ветки гнутся! - и поют все сразу. И опять из многоголосого хора вырывается эта грустная нота - нота прощания с родным краем. Оно придет не так скоро. И неделю, и другую поют скворцы, часто весь сентябрь и октябрь. Лишь когда появятся с севера вестницы снега пуночки, пропадут наши любимцы, чтобы вернуться весной и снова прогнать "снегурочек" туда, откуда принес их студеный ветер.

Август - месяц грачино-галочье-голубино-скворчиных стай над полями, селеньями...

В августе грибник уходит в непроглядный утренний туман, оставляя за собой темный след на росной траве. А вечером, возвращаясь из дальнего грибного похода, спускается с горы в холодные низины, словно в озера с заливами, мысами. Березы, ивняки как будто отражаются в тумане, точно в белом зеркале. Дух захватит, хоть и все-то "озеро" - ручеек среди луговины...

В августе и грибы выставляют посланцев навстречу осени: с начала месяца пошли последние - белянки и черные грузди (погребни-черныши), все больше волнушек, все чаще по лугам торчат серенькими гвоздиками подберезовики-луговики, а на пеньках дружные семейки крепеньких осенних опят.

Схлынул парод, словно напуганный перепадами безгрибья. А меня не выгонишь, не выманишь из августовского и сентябрьского леса.

Природу тогда клонит в сон. Лягушата забрались под шляпки черных груздей, дремлют. Дремлет, совсем уснул шмель на головке синца...

Но лес, притихший, задумчивый, нравится мне. И я, давний полесовщик, тоже думаю об всем - легко, свободно, не особенно отвлекаясь находками, чудесами.

Разве игрунья-белка потревожит мерный ход мысли: кинет сверху шишкой, когда прислонишься к шершавому теплому стволу сосны и забудешь на минуту, зачем пришел. Кинет по любопытству бабьему - узнать, что там, внизу, живое или нет. А мне кажется - кричит молча:

"Не спи!"

А то подосиновик из молодых подшутит. Присядешь возле одного, и вдруг шевельнется что-то сбоку. Глядь - второй гриб: стоит и будто вздрагивает, озорной смех удерживая. И мне любо, что оп голос подал, я не сержусь и не удивляюсь. Нет, удивляюсь, конечно, хоть знаю: напруживал, напруживал подосиновик мускулы-волоконца и толкнулся ножкой чуть кверху, а сухой комышек земли покатился от него, зашуршал по старой иссохшей листве. В июне и июле, пока сыра и мягка земля, да крик, да толкотня в лесу, такого, ясно, не слыхивать.

То лось к тебе выйдет... смотрит, застыв. И ты смотришь на него, стараясь не дышать даже, чтоб не спугнуть. Но глаз ли моргнет, рука ли сдвинется - бросится пришелец прочь в треске сучьев.

Конечно, и в апреле, мае, пока криками лес не распуган, встретишь его. Бывает, в одно время поблизости высунем головы на просеку и опять друг па дружку насмотримся. В июне, в пору колосовиков, увидишь рябхичу с рябчатами, тетерок с выводками, шустрых лисят па теплом песке у поры. (Ничем-ничего разве только в июле: тогда все живое от гама разбегается.) Но в августе, в сентябре всё-таки больше разных встреч. И малюсенькая, с темно-рыжей грудкой пеночка-малиновка к тебе из-под елок ирискачет, чуть не на руку сядет - бери ее, глазастую. И тетерев-черныш, откормленный, тяжелый, из-под самого носа крыльями загрохает - вздрогнешь, хоть и не робкий. И - не очень желанная встреча, да, как говорится, из песни слова не выкинешь - на змей гадюк у болотины наткнешься: лежат, черными калачами свернулись и так сладко дремлют, последнее тепло ловят - не видят, что подошел кто-то. Приладишься брусничины опускать на змеиную голову, озорничая вроде белки, - встрепенется гадюка, поползет, толстая, от змеенышей...

Но я уже в сентябре... Видно, и впрямь следовало крикнуть той белке: "Не спи!"

Начало августа - обычно затишье между двумя самыми сильными грибными волнами. (Бывает в конце месяца вторая волна, бывает в сентябре, а то и надвое поделится: и августу, и сентябрю понемножку достанется. Все от погоды - от тепла и дождей.) Но за черными груздями идти сейчас - редко ошибешься. Лезут и лезут они плотной массой. Есть в чистых березняках, еще больше там, где березняк смыкается с ельником. А если крупные березы изредка расставлены по еловому лесу, подходи к березе и нагибайся не глядя: штук десять найдешь под каждой. В кругу елок и тепло, и от трав избавление, а у березы - свет и пища.

Глянуть сверху - может, и не так приятен большой черный груздь, и впрямь до черноты загорелый, с крюшевом старой листвы, с землей, на шляпу налипшей. Но снизу совсем другой вид: белые, плотные пластинки, оттененные темно-зеленой короткой ножкой да желтоватой каемочкой завитой шляпки, выглядят красивыми даже.

Крепостью, грузностью гриб и подавно вызовет уважение. И надежен груздь: весь напитанный белым соком молочным, он не очень-то жалует пагубника - червя грибного. Даже старый, с тарелку величиной и без сока уже, не часто червивеет. А если заберутся все же - проточины редкие, обязательно вдоль пластинок. Так что стоит на пластиночки глянуть - сразу ясно, хороший или плохой. Потемнела пластинка - значит, прошел под ней губитель. Вырежешь ход уголочком от края шляпы до ножки - и дело с концом, смело клади гриб в корзину.

Когда черные грузди пойдут всерьез - и в траву шагают, не пугаются. Здесь чисты, нарядны они: темно-зеленые, в желтых разводах волнами, влажные, чуть скользкие и холодные, что телячий нос. А молоденькие и всегда таковы. Даже ножки мокрые - в капельках, точно в росе.

Растут грибы "гнездами". Нашел один - рядом десяток, а там еще, еще... И без крупных, молоденькими только (красивыми самыми и самыми вкусными), корзину заполнишь.

В ельниках, по сырым приболотным местам, полно теперь "дуплянок". Они - что "серушки"-подорожницы, только с дуплом в ножке. Да шляпка чуть слизистая, не голая сверху, у молодых - темно-серая, с отливом сиреневым, чаще с волнами, совсем темными, у старых - выцветшая, кремовая почти, безо всяких волн.

Дуплянки идут в засол на зиму. Не очень вкусны, правда. Зато редко встретишь червивую.

Тут уж сам выбирай: или тебе самых лучших, только отменных грибов принести, или, для веса, третьесортных прибавить.

Не тянет за дуплянками охотиться по влажным, "потным" луговинам с козьей ивой и редкими березками - собирай белянки. Словно посеяны, все белым-бело. Даже не верится, что съедобные грибы, - так много.

Беленькие или чуть с розоватинкой, чистенькие, пушистенькие, они и в траве хороши, и в корзинке на них не налюбуешься.

С лугов повыше поднимешься, в мелкие березнячки, осиннички, - там розовые, пушистые тоже, аккуратницы волнушки-волжанки. Еще выше, в сосняках по мху, - моховики.

Моховик-сосновик - гриб интересный.

Он, пожалуй, больше всех собратьев своих заслужил звание моховика. Чуть-чуть выглядывает изо мха темно-желтой войлочной шляпкой. А то и весь, с головой, во мху. И весь он желтый, со шляпкой и с ножкой (только у старого низ коричневый), и внутри тоже (правда, разрезать - вскоре посинеет немного).

Приятно собирать моховики в сосняке. Приятно и положить хоть в суп, хоть в жаркое. И в соленье тоже, если моховичок молоденький, крепенький...

Так что грибов хватает. А перемежились они, в основном, там, где появились раньше, и те, что кучно росли. Но и белые встречаются, и подберезовики, и рыжики, и сыроежки, тем более в ельнике. Грибов для соления даже больше, чем три педели назад, и подосиновиков тоже. А не полна корзина - доложишь осенними опятами. Растут уже понемножку. Но о них - в другом месте.

С начала августа в наших лесах много и еще одних любопытных опят - земляных. Появляются они раньше, в июле, по тогда, по малочисленности, не так были заметны. Теперь, к концу лета, они в полной силе.

Название, может быть, не совсем удачно: ведь опенок потому и опенок, что растет около пней (он, так сказать, "околопенок"), или, в конце концов, па самих пнях. А эти опята не очень-то к пням тянутся - неплотными кучками, вроссыпь, в березняках устроились прямо на земле. И на открытом месте, и возле елочек, и под елочками тоже.

Но ведь и луговые опята живут не у пней, так что название не так неожиданно. Зато очень, уж похожи и видом, и статью земляные опята на летние и осенние. Только буроватые они, а в разрезе желтые.

По вкусу земляной хоть уступит обычному, по неплохой все же в соленье. Правда, лучше его сначала чуть-чуть вымочить, а потом и варить, солить, иначе подпортит дело резковатый запах - кому приятный, кому и нет.

Есть и еще одна ценность опят земляных: живут они обычно во владениях белых грибов, так что укажут эти владения, и, собирая одни, па другие наскочишь.

Вот видите, сколько новых грибов в августе появилось! А ведь растут и прежние, пусть не всегда помногу.

Так до конца месяца, до начала сентября. А там уже пойдут черноголовые, серые и почти кремовые крепыши-подберезовики, а больше, конечно, тонконогой мелочи - луговиков-гвоздиков. Кажется: прошла туча и накидала, навтыкала их по лугу. Они и тем на гвозди похожи, что шляпочки цвета стального.