РЕЧНЫЕ СЕСТРЫ

Они являются к нам каждый год в назначенное время.

Когда весна переходит в лето, после буйной черемуховой кипени вдруг на неделю, на две устанавливается такая жара, что люди волей-неволей начинают купаться. Вода прогревается, как парное молоко. И тогда-то...

Можно сказать точно - когда: когда цветут яблони. И еще точнее: когда зацветет последняя яблоня.

Люди лезут в парную воду, а из воды, будто вспугнутые людским говором, смехом и буханьем, вылезают плоские, подслеповатые, но всё видящие существа, что тараканы, с вершок ростом. По всей длине реки с утра до вечера ползут и ползут на берег: на кусты, корешки и травинки. Сотни? Тысячи? Нет, миллионы.

Что они делают? Ничего. Взобрался "таракан" на узенький листок будущей камышинки и сидит. Замер, не шевелится.

Конечно, можно не обращать на него внимания. Но все-таки лучше смотреть. И тогда увидишь: водяной выходец начинает раздеваться. Обсохнет он - грязно-серый костюм лопнет на загорбке, и медленно, еле заметно станет выпячиваться, высовываться из прорехи большеглазая голова, потом спина с парой смятых, скрученных жгутиков. А там и ножки - перебирают уже травинку, упираются, и потихоньку вытаскивается вздутый хвост, чуть не вдвое длиннее самого "таракана".

А дальше? Дальше жгутики на спине так же медленно развертываются, распрямляются, и новое существо, что родилось из лопнувшего подводного "таракана", оказывается попросту речной стрекозой, пока еще светло-серой, пока еще мягкой и с мягкими же, удивительно блестящими крыльями. Но стрекозы уже поднимаются в воздух и, блестя новенькими, словно лаковыми, крылышками, одна за другой улетают в лес - на деревья, дорожки, поляны, потому что здесь, на берегу, им не дадут окрепнуть, много за ними охотников (грачи, воробьи, трясогузки, домашние кошки даже), потому что в наступающее за жарой беспогодье уютнее там, теплее.

Улетают стрекозы, а на травинках, кустах по всему берегу остаются пустые, лопнувшие между лопатками личины-чехольчики, намертво вцепившиеся... не ножками теперь, а пустыми чулками.

Стрекозу знают все. Неуемные обладатели удочек до середины мая прочесывают речное дно у берегов самодельными черпаками, достают подползающих "тараканов" - личинки прославленной летуньи. Сколько названий для них: "букараха", "жужелица", "саранча"!.. А в дни стрекозиного нашествия рыбаки днюют и ночуют на берегу - ловят крупную рыбу прямо на "таракана" (окуни, язи, голавли и жерехи буквально толкутся в эту пору у берега), набирают полные корзинки стрекоз, чтоб потом ловить па "перетяжку".

Но, может быть, не знают рыбаки, что стрекоза - один из двух оставшихся на земле представителей древнекрылых, летающих насекомых с жесткими нескладывающимися крыльями.

Кто еще? Еще - поденка.

Эти любопытные создания тоже являются из воды, но в другое время. В энциклопедиях сказано: в начале лета. Не знаю, может, где и в начале, а у нас под Ярославлем - в сенокос. Если чуть изменить старую загадку, получится как раз:

Солнце печет, 
Липа цветет, 
Рожь поспевает - 
Поденка вылетает. 

И опять-таки можно уточнить: когда зацветет последняя липа, та, что в тени.

Поденка летит ночью, и мало кто видит ее рождение. Я просыпаюсь от говора на мосту:

- Ой, точно снегу насыпало!

- А что это?

Бегу на мост. На шоссе в самом деле бело: сплошь - упавшая поденка. Проходящие машины разметают ее в стороны, и она белой мякиной скапливается по обочинам.

Я видывал, как летит поденка, снежной вьюгой кружит над рекой, то сбиваясь в белые облака, то рассыпаясь. Но как, откуда появляется она? Может быть, так же как стрекозы, вылезает на травинки?

К вечеру еду на лодке вдоль берега. Ничего! Только беленькие мелкие бабочки ночные порхают в притихшем камыше, тростнике, в зеленых пиках сусака, в стрелолисте.

Часов с десяти замелькали поденки. Все чаще и чаще взлетают они. Неужели прямо с воды? Наклоняюсь через борт - и перед самым носом, будто из воды вынырнула, ушла вверх еще одна. И тут я заметил, на том самом месте, откуда она "вынырнула", остался, плывет поверху буроватый чехольчик. И уже много их, сантиметра по два длиной, с "ручками и ножками", несет река. Иные вдруг взрываются белым, какое-то мгновение трепещут по воде крыльями - новорожденная срывается, уходит вверх. Еще и еще...

Нет, не все успевают взлетать. Юркие голавлики, верхоплавки снуют вокруг и, едва покажется белое крылышко, хватают не раздумывая. Всплески буквально по всей реке.

Я тоже начинаю ловить: подставив ладонь, собираю чехольчики. Авось не пустые попадутся. И верно, один-два попадаются все-таки. Я знаю: это нимфы. Год и другой живут они в воде, переодеваясь время от времени, питаясь чем бог послал, чтобы в душный сенокосный вечер всплыть на поверхность и чтобы выпорхнули из них необыкновенные мотыльки, которым некогда, незачем, даже и нечем есть, которым впору покружиться и, пролетев еще метров двести - триста, упасть обессиленно в воду, на берег, на бревна или асфальт моста.

Они торопятся. Нимфы на моей ладони - уже и не нимфы вовсе, в них уже бьются, пытаясь расправиться, пока еще свернутые мягкие крылья. Наливаю в ладонь воды, миг - и они в воздухе, едва стряхнув пеленки, затерялись в густеющем белом облаке, что висит над перекатом у впадения ручейка...

Через полчаса я нахожу на мосту первых упавших. Лежат, подрагивают крылышками, жесткими теперь и словно бы сильными - летать бы на них и летать.

Вот он, век поденки! Вся жизнь - в полчаса, в сумерках, не увидев света.

Еще через час над рекой - сплошная метель. Недаром поденку зовут в народе метелицей. Серой тучей, метра в три высотой, во всю ширь реки летят и летят одержимо из того белого облака, что рождается над перекатом. Летят, отдавшись во власть незримой тяги воздуха. Тысячи падают в воду, но туча не редеет, и в ночной тишине слышен лишь шелест крыльев, отрешенный, как осенью листопад. Над мостом - непроглядная кутерьма, освещаемая время от времени светом автомобильных фар. Машины замедляют ход, еле пробираются в этом мельтешении белых крылышек, во вьюжной замяти, которой, кажется, не будет конца.

Только далеко за полночь, перед рассветом, растает у переката белое облако. Но солнце не застанет уже ни одной живой поденки. Пойдут люди на утреннюю смену и опять будут удивляться:

- Ой! Точно снегу намело! Да что же это такое?

Дня три длится массовое нашествие стрекоз в начале лета и ночи три - нашествие поденок в июле. Я замечал: и за выходом стрекоз начинаются сразу холода, и за вылетом поденок - тоже. И чем круче последует поворот погоды, тем гуще, дружнее выходят они из воды. Поденочья туча, что поразила меня июльской ночью, летела перед грозой, за которой до конца месяца установилось холодное ненастье.

Древнекрылые сестры - удивительно точные барометры. Но какие разные все же! Недоразвитую поденку насмерть пугает грядущая гроза, стрекозе же она - лишь знак, что пора заниматься назначенным делом.